Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же говорила, что ты сумасшедшая! – Сашка рывком села, выставила ладонь, будто хотела закрыть собеседнице рот, при этом той снова показалось, что блондинка делала все с оглядкой на Аньку, впрочем, могло и почудиться. Сашка чеканила слова отрывисто, словно вдалбливала их, однако без особого энтузиазма. Походило на то, что она произносила фразы, как заученную роль, скучную, надоевшую, но обязательную. – Не над чем смеяться. В этом нет никакого юмора. Скульптура Голого зада в городе является символом Успеха. А что странного ты увидала в скульптуре волка с собакой? В этом городе философия Мудрости в собачьей смерти. И что непонятного в скульптуре свиньи с петухом? Все ясно. Свинья и петух – символы города. Свинья – символ высшей Мудрости и Благородства, петух – высшей Справедливости и Непорочности. Ты просто представь себе, что здесь твой родной город, и тогда в твоих глазах все изменится. Ты станешь иначе воспринимать все символы и правила этой жизни.
Предложение было более чем странным, и то, что оно исходило от Сашки, приводило в замешательство. Между тем, хотя та говорила, что смеяться не над чем, как бы советовала быть осторожнее, тем не менее Карюха не утерпела и прыснула смехом:
– Не представляю свинью и мудрость с благородством в одной упряжке, равно как и петуха в образе справедливости и целомудрия. Это или глупая шутка или большой идиотизм. Маразм. Другого объяснения нет. Тупоголовое хрюкающее рыло Мудрости и Благородства, которое откармливают, чтобы зарезать и съесть в виде кусков сала и мяса. И надрывающаяся спросонья по утрам очумелая Непорочная Справедливость, самоуверенная и самодовольная, потому что одна на целый курятник. А как голый зад связать с успехом? Чем больше зад, тем больше успех? Получается, нам с тобой не повезло, поэтому мы оказались в сумасшедшем доме.
– Не гадай на кофейной гуще, – парировала Сашка, – все равно ошибешься. Сейчас ты вовсе не готова постигать городские истины, – а Аньке заметила. – Чего пялишься на нее? Она новенькая, ничего не знает. Успеешь разглядеть. Она здесь надолго. Еще надоедите друг другу.
– Собаки всегда появляются неожиданно, – кивнула Анька. – Они убивают, если не убиваешь их.
– Перестань. Тут все свои. Говори, чтобы новая знакомая понимала тебя, – посоветовала Сашка и, поднявшись с постели, стала расхаживать вдоль противоположной стены, разукрашенной во все цвета радуги.
Локтем ткнув подушку, Анька легла на спину точно так же, как недавно лежала Сашка, вытянула ноги и проигнорировала ее совет.
– Нельзя потерять ни одного початка кукурузы. Кукуруза только для свиней и петухов. Смотрите, чтобы не появились куры. Куры вредны, они воруют зерна и не предупреждают о собаках.
Карюха зажала уши.
– От этого можно сойти с ума, – вырвалось у нее.
– Или приобрести его, – поправила Сашка.
Не сообразив, была ли это шутка Сашки, либо серьезное утверждение, девушка спрашивать не стала, ибо весь предыдущий сумбурный разговор приводил ее в уныние. Черт знает, где очутилась, и если сейчас еще не стала сумасшедшей, то подобные разговоры уже точно могут довести до ручки. Желание разговаривать дальше пропадало. Мысль незаметно перестала работать, словно в голове вместо мозга был его рудимент. Сколько длилось такое состояние, сказать сложно, однако постепенно все стало возвращаться. Девушка тряхнула головой. Сашка расхаживала по помещению медленно, уверенно и независимо. Карюхе, с одной стороны, нравилась такая независимость, она любила самостоятельность, но, с другой стороны, Сашкина самоуверенность давила, ибо с ее утверждениями девушка соглашаться не хотела: быть сумасшедшей – это удел дураков, но она-то абсолютно нормальная. Решив, что у собеседницы тоже начинают плыть мозги, девушка стала молчаливо наблюдать за ее поведением. А та ловила на себе пытливый взгляд, но была безразлична к нему, своим безучастием как бы говоря, что скоро Карюха во всем убедится сама. Подошла к двери, постояла минуту в раздумье, потянула за ручку, вышла.
Скоро Карюхе надоело сидеть в одном положении, томило и мучило чувство раздвоенности, надо же было именно ей угодить в эти стены. Перед глазами проплыли лица приятелей. У них тоже сейчас неопределенное положение, но все-таки они на свободе, без наручников и цепочек. Кажется, все сейчас отдала бы, чтоб вернуться к ним. Впрочем, отдавать-то нечего, раздета до нитки. Одно голое тело, хоть и красивое, но голое. Только и осталось, в таком виде мотаться по улицам. Правда, у Катюхи в машине кое-какие шмотки имеются. Да, собственно, сейчас это не важно. Всегда что-нибудь придумать можно. С мира по нитке – голому рубаха. Девушка пружинисто поднялась с постели. И тут же Анька повернула к ней вдруг раскрасневшееся лицо с горящими глазами, и девушка услыхала торопливый приглушенный шепот:
– Не верь ей. Она чужая. Она из горожан, выучила наш язык. Будь осторожна, здесь везде уши, здесь везде глаза. Они видят и слышат даже там, где рядом с тобой никого нет. Глаза и уши знают все. Никто не может скрыться от них. От них нельзя спрятаться. Им известны даже тайные мысли всех. Держись меня, если хочешь убежать отсюда. Хотя как знаешь, как знаешь, я ничего тебе не говорила. Нет, нет, нет, ты ослышалась, тебе это показалось. У меня в голове ничего подобного нет. Зачем тебе знать, что у меня в голове? Это мое дело, это только мое дело. Я сама по себе. Впрочем, я ничего не скрываю от тебя. Ты своя. Это Сашке верить нельзя, – ее взгляд метнулся к двери и обратно, – а ты своя. Тебе я верю. Верь и ты мне!
Вздрогнув, Карюха переступила с ноги на ногу. Не перебивая, выслушала странную сбивчивую речь Аньки, и только после окончания этого монолога удивленно воскликнула:
– А ты не разучилась нормально языком молоть, – глянула на дверь и тоже понизила голос до шепота. – Но зачем ты валяешь ваньку? – отступила от кровати, цепочка натянулась, дернула за руку, наручник впился в саднившее запястье, девушка поморщилась.
– Я учусь быть другой, – шепнула Анька и заерзала на кровати, – чтобы выжить, – чуть помедлила, как бы раздумывая, произносить или нет окончание начатой фразы, – и убежать отсюда.
– Но Сашка сказала, что убежать