Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К тебе тоже относится. Не лежи, как выжатое мочало. Пошевеливай, поднимай зад. Потяни цепочку.
Послушно Карюха схватила цепочку левой рукой и дернула на себя. И оторопела от неожиданности: цепочка вдруг легко отвалилась от стены, и конец упал на пол возле кровати. Нет, друзья мои, подыхать от голода не стоит, вообще думать об этом преждевременно. Потянула второй конец, надеясь сорвать с правой руки наручник, но ничего не получилось, лишь вокруг сустава очертилась красная налитая кровью полоска, вопросительный взгляд упал на Сашку, но та выскользнула за дверь, качнув небольшими бедрами. И тут же с кровати сорвалась Анька, сноровисто подскочила, дыхнула в лицо Карюхе солоноватым запахом, похожим на запах дымящейся крови зверя, являя острые крепкие зубы:
– Не удивляйся. Это магнитный замок, отключается с пульта, – шепот больше походил на шипение. – Надо идти, а то останемся без еды. Здесь это запросто. Будешь выпендриваться, с голоду опухнешь. Я уже кое-чему научилась. Здесь надо все успевать и быть прилежной. Держись возле меня.
– А цепь? – заикнулась Карюха, подбирая с пола цепочку и поднимаясь с кровати. – Не тащить же ее в руках. Почему нельзя отцепить совсем? Это унизительно, черт возьми. Как будто на поводке.
– Не переломишься, – выдохнула Анька, – цепь легкая. Все тягали до тебя, и ты потаскаешь. Топаем.
Голодной ворочаться в постели Карюхе не хотелось, однажды уже неудачу с едой испытала – второй раз было слишком. Правда, после первого раза оказалась в этих стенах, и неизвестно, что может произойти после второго раза. Но все-таки доверилась Аньке, сжала в руке цепочку и шагнула к двери. Машинально оглянулась, ища взглядом, что бы накинуть на себя, но, увы. Голые стены, голые спинки кроватей. Правда, есть простыни. Но ни Сашка, ни Анька не упаковывают себя в простыни, тогда зачем ей быть белой вороной? Выпрямилась и грудью вперед выпорхнула через красную дверь следом за Анькой. Оказалась в длинном коридоре с чередой дверей на две стороны и с окнами по торцам. Все двери снаружи одинаковые, покрашенные в черный цвет, без номеров, табличек, обозначений. Стены размалеваны цветами радуги, а потолок черный, как двери, пол выстлан черной крупной плиткой. На потолке тусклые светильники. Больше – ничего примечательного, да, в общем, не время в настоящий момент рассматривать примечательности, хотя бы главное ухватить: в какую сторону бежать, когда наступит час. Она прямо сейчас сорвалась бы с места, но это глупо, неизвестно куда какая дверь приведет, и потом: что дальше, вот так, голой и голодной по улицам носиться? Появилось ощущение, что черный потолок с черным полом раздавливают, как цыпленка табака. Начинаешь пригибаться, уменьшаться, сжиматься, чтобы стать незаметной. Накатило так, что с трудом сохранялся прежний независимый уверенный вид. Анька в коридоре мгновенно перевоплотилась, развернулась, раскачивая пышной грудью, и ловко двинулась вперед задом, а на лице застыла блуждающая театральная улыбка.
– Ты чего, Анька, никого же нет, – прошептала Карюха, и на всякий случай посмотрела вокруг. – Развернись лицом вперед.
Не отвечая Анька неотрывно смотрела девушке в глаза, странно улыбалась и проворно шаркала босыми ногами по полу. Коридор был пуст. Ни одной живой души. Хотя за минуту до того, как выйти в этот коридор, Карюха предполагала, что за дверью обязательно снуют спинами вперед белые халаты. Последнюю слева дверь Анька толкнула плечом.
Шмыгнув за Анькой, девушка очутилась в просторном помещении. Внутренняя раскраска помещения не отличалась от той, которая была в коридоре и в палате. Но размеры втрое больше палаты. Три решетчатых окна. Прямо в лицо солнечные лучи. На подоконниках какая-то странная зелень в горшках, напоминающая кочки на болотах. На полу – пестрая, цветная плитка, нагретая солнцем. Подошвами ног Карюха ощущала это тепло. За окнами что-то звучно брякнуло и зазвенело. Посмотреть бы, однако взгляд Карюхи наткнулся на пятнадцать-двадцать пар глаз голой публики, топтавшейся с тарелками в руках вокруг одного большого круглого стола с едой. Тот был массивный из желтого дерева, на трех толстых резных ножках, связанных между собой резными элементами. Глаза Карюхи скользнули по блюдам, черт возьми, чего тут только не было! Даже не верилось. Посередине стола два огромных блюда с мясом и рыбой, рядом блюда с холодными нарезками, грибами, зеленью. Затем – гарниры, кондитерские изделия, фрукты, соки, кофе, чай, сладости. Не оторвать взора. Запах одуревающий. Ноздри затрепетали. Желудок заурчал мажорно. Ноги готовы ринуться к столу. Стульев не было, голая публика жевала пищу стоя. Парней больше, чем девушек. В первый миг это смутило, подмышками обдало жаром. Глянула на Аньку и как та, молча заморозила улыбку на лице, уверенно шагнула к столу. Парни вяло зашевелились, что-то бубня в ее адрес. Но в этом бормотании девушка уловила нормальную речь, заметила у некоторых в руках цепочки. Невольно вспомнила своих спутников, от которых ждала помощи, не подумав, что те тоже могли угодить сюда. Поежилась. Пятнистая раскраска стен стала раздражать. Взяла со стола пустую тарелку с вилкой и как все положила еду из общих блюд. Глаза парней косились на нее, выхватывали отдельные части тела. Бурчание под нос продолжалось под общее усиленное жевание. Карюха вспыхнула:
– Ну, чего коситесь, недотепы? Жуйте лучше! Не подавитесь! А то за просмотр деньги брать буду.
Вместе с тем, находившиеся тут девушки были к ней и к парням безразличны, как к привычной обыденности. Не обращали внимания. Между ними переминалась Сашка, была сосредоточена на еде, никого не замечала вокруг, в том числе Карюху, быстро орудовала вилкой. Анька вела себя точно таким же манером. Странное поведение разнополых людей удивляло Карюху. Все молодые, здоровые, крепкие, кровь с молоком. Но все, как на пляже нудистов, топчутся и ничем не зажигаются. Парням сейчас в девичьем ореоле только прищелкивать бы языками от созерцания красоты. К тому же перед ними новая изящная девушка. А они словно раздавленные гнетом соленые огурцы. Глядеть противно. Бараны баранами. Ну что с них взять. Глаза, как у тупых бегемотов, языки на привязи. Казалось, могли бы дать волю словам, ан, нет. К тому же белых халатов не видно. Странно все, где