Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ботинки Бельского оказались мне немного великоваты. Я хмыкнул про себя – не иначе последствия сброса лишней кожи, потому как раньше у нас с Русом были одни приличные ботинки на двоих для походов в самоволки, и никто не жаловался на несовпадение размеров. Кстати, моя новая кожа была тонкой и нежной как у младенца. И, судя по ощущениям, дорогая шелковая рубашка Руса оказалась для нее как нельзя кстати. При этом я очень надеялся, что моя новая шкура со временем огрубеет, иначе так недолго превратиться в принцессу на горошине.
Окончив процедуру облачения, я посмотрел в зеркало. Угу. Как там у классика?
«Да простит меня Александр Сергеевич», – подумал я, открывая дверь и вновь входя в кабинет Бельского.
Я уже не удивлялся, откуда в мою голову лезут стихи из школьной программы и с какой это радости мой мозг, сроду неспособный к стихосложению, переделывает бессмертные строки по своему усмотрению. Думаю, в моем положении перестать удивляться – вполне нормальная реакция организма.
Не сказать, что я радовался новому телу и новым ощущениям, хотя, возможно, другой бы на моем месте прыгал от счастья до потолка. Я прекрасно осознавал – если ты вдруг ни с того ни с сего получаешь много хорошего, расплачиваться за это, скорее всего, придется очень больно и страшно. Ведь природа любит равновесие, и если в одном месте чего-то прибыло, то в другом непременно убудет, причем в геометрической прогрессии, согласно закону подлости.
В кабинете Руса ничего не изменилось, если не считать, что хозяин кабинета восседал в моем кресле с бокалом вина, при этом зачем-то натянув на свой модный костюм мои камуфлированные обноски. Его навороченная мобила вместе со связкой ключей лежала на столике рядом с бутылкой – не иначе выложил из карманов, чтоб не потерялись во время Перерождения. Я подошел, плеснул из бутылки себе в бокал и, усевшись напротив, уставился на Бельского.
– Неплохо выглядишь, – заметил Рус. – Представляю, во что превратилась моя комната отдыха. Думаю, до утра, пока не придет прислуга, в нее лучше не заходить.
В отличие от меня мой бывший комотд ничуть не изменился.
– С моим стажем перерождений можно вообще не перекидываться каждое полнолуние, – сказал он, отвечая на мой незаданный вопрос. – Хотя сегодня пришлось.
– Это ты выдернул меня…
Я замялся, подбирая слово.
– С Хоровода Душ? – спросил Рус. – Я, а кто же еще. Души всех людей и нелюдей чувствуют полнолуние, другое дело, что люди не осознают Зова Луны. Но, тем не менее, их души тоже участвуют в Хороводе. И вкупе с душами нелюдей вполне могут убить того, кто только-только перешел черту Осознания.
Все это было слишком сложно даже для моего мозга, пусть даже сильно поумневшего в последнее время. Поэтому я спросил о более насущном.
– А какого прапорщика, позволь поинтересоваться, ты влез в мою камуфлу?
Рус усмехнулся.
– Потому что Аннушка уже разлила масло, а великий Мехиаель позвонил по телефону.
– Че-го? – вытаращил я на него глаза.
– Ничего, – рассмеялся Рус, – гоню я после Перерождения. Просто решил ненадолго снова почувствовать себя в своей тарелке. Кстати, ты сигару курил когда-нибудь?
– Нет, – сказал я.
– Так попробуй, – предложил Рус. – Давай-давай, не стесняйся. Открывай хьюмидор. Так. Теперь гильотиной откусывай кончик. Маловато захватил, но сойдет. Теперь поджигай.
Он очень внимательно следил за тем, что я делаю. Слишком внимательно. Он даже приподнялся в кресле с бокалом вина, словно пытался получше разглядеть, правильно ли я засовываю в зубы вонючий кончик сигары. Я уже хотел сказать ему, что зря он так напрягается, все равно эту гадость я курю первый и последний раз, как за моей спиной что-то еле слышно дьзинькнуло…
Рус тяжело рухнул в кресло. И медленно, очень медленно падал на пол золотой бокал, из которого тягучей струей выплескивалось старое вино, так похожее на кровь, фонтанчиком брызнувшую из груди моего друга…
Бокал еще не успел коснуться пола, а я уже летел вперед, прикрывая спиной своего комодта от второго выстрела.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы разом понять все.
Снайпер стрелял через окно. А Бельский специально одел мою камуфлу и нарочно предложил мне попробовать сигару, чтобы стрелок убедился – в кресле хозяина кабинета сидит именно хозяин кабинета, а в гостевом кресле – тот, кто сумел остаться в живых после Перерождения.
Ухватив Руса за воротник драной, но еще крепкой куртки, я ползком перетащил его в «мертвую зону».
– Зря, – прохрипел Бельский, улыбаясь окровавленными губами. – Он не будет… стрелять второй раз. Он сделал… хороший выстрел.
– Зачем?! – взвыл я. – На хрена ты это сделал?!!!
– Теперь… у тебя есть время, чтобы уйти. Я… отдал долг. И тоже уйду… спокойно.
– Тебе что, не давало покоя, что я когда-то спас твою шкуру?!
– Долги… надо отдавать, – прошептал Рус. – На столе… ключи и мобила. Внизу гараж. Дверь… там, – он показал глазами на чучело волка. – Просто… поверни его голову. Поклянись, что уйдешь!
– Да вот хрен тебе!
– Поклянись!
Он схватил меня за лацкан пиджака, его глаза сверкнули, но вслед за рывком из его рта вытекла струйка крови. Он бы упал, ударившись затылком об пол, если бы я его не поддержал.
– Клянусь, – сказал я.
– Хорошо, – прошептал Рус и расслабился. – Удачи, командир… ты был хорошим учителем. В древних книгах сказано… что для того, чтобы жить…
Он закашлялся, выплюнув на пол кусок окровавленной плоти.
Погано, очень погано! Судя по темной луже, растекающейся под Русом, стреляли то ли полуоболочечной, то ли экспансивной пулей, превращающей внутренности жертвы в фарш. Или…
Ну конечно! Пули в «Стечкине»! Универсальное оружие как против вампиров, так и против оборотней – тонкий сердечник из зидероксилона, железного дерева родины Папы Джумбо, и тонкая мельхиоровая оболочка, скрывающая серебряное тело пули.
А что может излечить вампира, истекающего кровью? Логика подсказывала очевидное – только кровь более сильная, чем та, что неспособна сопротивляться деревянной заразе.
– Рано сдаешься, комотд, – прорычал я, скидывая на пол пиджак и закатывая рукав рубашки. – Я тоже читал древние книги и примерно представляю, как учитель должен спасать своих учеников.
Под моей недавно народившейся тонкой кожей вены выступали особенно отчетливо – синие, набухшие, пульсирующие концентрированной жизнью, в которой сейчас шли химические процессы, о которых наверняка даже не подозревали современные ученые. Сможет ли кровь Охотника, бегущая по ним, спасти вампира, сердце которого пробито деревянным сердечником?