не больно интересовался. Ему тогда как раз идея в голову пришла насчет «погружения», он этим занимался.

Потом мать вообще писать перестала, только с праздниками поздравляла, а он звонил изредка. Все нормально, она говорила, живем с Виталиком потихоньку.

А потом вдруг звонит: приезжай, надо поговорить, мне больше не к кому обратиться… А он тогда в отпуске был, а как вернулся — ему сообщают о той аварии ужасной. Машина, в которой мать с Виталькой ехали, с моста в реку навернулась, да под лед и ушла. Никого не спасли.

Весной только машину ту подняли, Валерий на похороны съездил. В закрытом гробу хоронили, и с тех пор выбросил из головы всю ту жизнь. А мать вспоминает, только когда они еще вдвоем жили.

Валерий включил настольную лампу и поднес фотографию к свету. Надо же, мама какая молодая… красивая… волосы пышные, платье, хоть и летнее, а сидит хорошо. Наверное, сама его сшила, она вообще хорошо шила, все соседки к ней бегали.

Какого же цвета платье-то? На черно-белом снимке не узнаешь. Вот цветы крупные, на ирисы похожи, а на каком фоне… неужели оно желтое? Не может быть…

Херувимский вышел из машины и огляделся. Все то же самое, ничего за минувший год не изменилось. Улица как улица, тут стоянка небольшая бесплатная, куда он машину с трудом втиснул, напротив дом большой девятиэтажный, ближе к углу к нему ларек маленький притулился. «Ремонт обуви» написано.

Херувимский перешел улицу и сунулся в ларек.

— Проходи, дорогой! — Смуглый мужчина с бородой оторвался от разглядывания стоптанной подошвы ботинка.

Тут лицо его изменилось, исчезла улыбка.

— А, это ты… ну заходи уж…

Вроде как знакомого узнал, но Херувимский мог бы поклясться, что в жизни его не видел. В прошлый раз, год назад, на этом самом месте сидел мужчина постарше, с головой, лысой, как колено, и блестящей, как бильярдный шар, бороды у него вообще не было. Но этот парень его сразу узнал. Впрочем, чему тут удивляться…

Он с трудом влез в ларек, едва не обрушив на пол гору поношенной обуви.

— Тебе туда! — Мужчина неопределенно мотнул головой в сторону узенькой дверцы.

— Да знаю уж! — Херувимский протиснулся в узкую щель, поскольку из-за тесноты дверца не открывалась полностью.

Ларек стоял вплотную к дому, за дверцей были стоптанные ступеньки, ведущие к железной двери подвала. Ступени были скользкие и грязные, валялись под ногами стаканчики из-под кофе и пакеты из «Макдональдса».

Херувимский тяжело вздохнул и потянул на себя железную дверь, за которой был небольшой коридор. Коридор был темный, только в конце освещался пыльной лампочкой в проволочной сетке. Лампочка была слабая и все время мигала, честно предупреждая о том, что жить ей осталось совсем недолго.

Херувимский прошел до конца коридора и остановился под лампочкой. Со стороны казалось, что это тупик, что нет в стене ни окна, ни двери, и зачем тогда тут стоять? Но Херувимский знал уже, что это не так.

Он снова вздохнул и потоптался возле стены. Затем постучал три раза, потом, подождав минуту, еще три раза, на этот раз посильнее. И тогда в стенке открылось окошко. Небольшое, такое, какое бывает в кассе банка, куда граждане сначала кладут паспорт, а потом получают оттуда свои кровные деньги.

Херувимский должен был положить на поддон медальон. Там, с той стороны, медальон рассматривают, затем возвращают тем же путем, через окошко.

Так было в прошлый раз, когда он приходил сюда год назад. Теперь же ритуал прервался. Поддон задвинули обратно пустым.

Очевидно, там, за стеной, поняли, что что-то пошло не так, потому что в стене рядом с окошком открылась вдруг дверь. То есть часть стены просто бесшумно отъехала в сторону, и Херувимский понял, что надо туда войти.

Он поежился и вошел. Дверь тотчас задвинулась обратно, и он оказался в маленькой квадратной комнате, где не было никакой мебели, кроме старого стула в углу. На стуле сидел странный человек — с длинными седыми волосами до плеч, в черном бархатном костюме, который правильно было бы называть камзолом. Впрочем, Херувимский не разбирался в истории одежды.

— Иди сюда, — сказал человек шелестящим полушепотом, однако Херувимскому показалось, что на него рявкнули басом.

Он встал, руки по швам, едва не ответив «Есть идти сюда!».

Но вовремя опомнился и шагнул к человеку в черном.

При ближайшем рассмотрении одежда его оказалась вовсе не старинным камзолом, а обычным пиджаком, только сшитым из черного бархата.

— Где медальон? — спросил человек и поднял глаза на Херувимского.

Глаза были совершенно белые, зрачков не видно, и Херувимский понял, что он слепой.

— Я жду ответа! — напомнил слепой.

— У меня его нет… — забормотал Херувимский.

— Что значит — нет?

— Его… его украли.

— Что-о? Ты что — показывал его посторонним? А может быть, ты хотел его продать и показывал этим жуликам-антикварам? А может быть, ты носил его в музей?

— Но, послушайте, я не виноват! — забормотал Херувимский. — Я ничего этого не делал, медальон лежал в тайнике, никто про него не знал, ни одна живая душа.

— Кто в таком случае его украл?

— Жена… она… наверняка это она его взяла, а потом ее убили. И медальон пропал.

Выговорив это одним духом, Херувимский думал, что ему полегчает. Но не тут-то было. Слепой уставился на него в упор своими незрячими глазами, и Херувимскому стало по-настоящему страшно. Он думал, что сейчас просто испарится на месте.

— Ищи, — прошипел слепой. — Ищи медальон. Сроку тебе неделя. Ни днем больше.

— Но где же я его…

— Молчи! — приказал слепой. — Иди и ищи, не трать время.

И ноги Херувимского сами вынесли его за открывшуюся дверь, пронесли по коридору мимо погасшей все же лампочки и подняли по ступенькам. Очнулся он только в ларьке, где вместо бородатого парня сидел пожилой расхристанный мужик, который с упоением стучал сапожным молотком по каблуку изящной дамской туфельки.

— Те чего? — спросил он, увидев Херувимского. — Иди куда шел, видишь — человек работает.

И он снова изо всех сил жахнул молотком. Каблук отвалился.

Херувимский перешел дорогу в неположенном месте, за что огреб парочку нелестных слов от девицы из красной «Ауди», и, в довершение ко всем неприятностям, не обнаружил свою машину на стоянке. Что за черт, угнали, что ли?

Тут же «добрый самаритянин», который видел все из окна, сообщил, что машину увез эвакуатор. Оказалось, Херувимский на нервах поставил ее на инвалидное место. Ну все одно к одному!

И Аркадий Херувимский уныло побрел по улице.

Что делать? Как найти заветный медальон?