головой прозвучал прежний механический и явно неодобрительный голос:

— Что стоишь? Тебе нужно отдельное приглашение?

Херувимский вздохнул, открыл дверь и вошел.

За дверью обнаружилась большая полутемная комната, заставленная старой мебелью. Здесь были два дивана в пестрой обивке, несколько мягких кресел и стульев, старомодная этажерка, забитый посудой полированный сервант, несколько тумбочек. И всюду — на диванах, на креслах, на тумбочках — лежали многочисленные вышитые накидки, салфетки и салфеточки.

На одной из тумбочек стоял старинный граммофон с большой трубой, расписанной аляповатыми розами. Это он издавал ту музыку, которую Херувимский услышал из коридора — надтреснутый, дребезжащий мужской голос под аккомпанемент фортепьяно пел романс «Татьяна, помнишь дни золотые…»

А в глубине комнаты стоял массивный письменный стол.

На этом столе стояла старинная бронзовая лампа под зеленым абажуром, а за столом сидела пожилая дама в шелковом халате, расписанном золотыми драконами, с тщательно завитыми рыжеватыми волосами, с крупным попугайским носом, украшенным выдающейся бородавкой.

На этом носу у дамы было пенсне в золотой оправе.

Романс закончился.

Граммофон замолчал, только еще долго слышалось шарканье звукоснимателя по пластинке.

— Ну-ну, — проговорила дама, поправив пенсне и уставившись на Херувимского. — Пришел-таки! А эклеры принес?

Голос у нее был гнусавый, словно простуженный. Тот самый голос, который Херувимский слышал по телефону.

— При… принес! — проговорил он растерянно и поставил коробку с пирожными на стол.

— Принес — молодец! — Женщина спрятала коробку в ящик стола, насмешливо взглянула на Херувимского: — А ты что, думал, я тебя чаем буду поить с этими пирожными? И не мечтай! Ты сюда не чаи распивать пришел!

— Да я и не думал… — смущенно пробормотал Херувимский. — Я совсем не затем…

— А зачем? — Женщина поправила пенсне и гнусаво засмеялась. — Шучу, шучу! Знаю я, зачем ты пришел!

— Откуда вы знаете?

— Откуда? От верблюда! Если бы я не знала, зачем ко мне люди приходят, — грош мне цена! Ладно, садись!

Перед Херувимским вдруг оказался старомодный венский стул с гнутой спинкой.

Херувимский послушно сел.

— Значит, ты хочешь его найти… — протянула женщина, разглядывая Херувимского, как любопытное насекомое, случайно залетевшее в ее комнату.

— Да… собственно… мне очень нужно… — забормотал Аркадий Викторович.

— Нужно, нужно… ты пришел по адресу, я на таких делах собаку съела. Крупного породистого бультерьера. И вообще, я специалист самого высокого класса! У меня есть диплом Гейдельбергского университета и лицензия, выданная лично профессором Вель-зе-Вуллом в его резиденции на Лысой горе…

Херувимский слушал ее рассеянно.

Заметив движение слева от стола, он скосил глаза и увидел, что там, на таком же венском стуле, сидит, по-человечески сложив лапы, его знакомый кот. На носу у кота было такое же, как у хозяйки, золотое пенсне, которое он то и дело поправлял лапой.

— Мурциус, подай-ка мне сам знаешь что! — проговорила женщина, повернувшись к коту.

Кот послушно соскочил со стула, подбежал к ней и протянул лапу, на которой оказался невесть откуда взявшийся небольшой хрустальный шарик. Хозяйка поблагодарила кота, взяла у него шарик и положила на стол перед собой.

Затем она сняла пенсне и подула на шарик, как дуют на блюдце с горячим чаем.

Шарик стал необъяснимым образом увеличиваться.

Вот он был уже размером с футбольный мяч… теперь — с большой глобус… дальше — больше.

Шар уже занял весь стол и продолжал, продолжал расти, захватывая все больше пространства…

Херувимский и сам не заметил, как оказался внутри этого шара.

Он был теперь не в комнате гадалки.

Теперь он стоял посреди заснеженного кладбища, вокруг виднелись старые замшелые могильные плиты, покосившиеся кресты, надгробья, украшенные саркофагами и статуями.

Возле одного надгробья ошивался огромный черный кот — старый знакомый Херувимского.

— Что это такое? — спросил Херувимский кота, поскольку больше никого поблизости не было.

— Ты что, думаешь, я умею говорить? — явственно произнес кот и повертел лапой у виска. — Да если бы я умел, я бы такое рассказал… закачаешься!

А потом он громко мяукнул…

И в то же мгновение шар лопнул, как мыльный пузырь, разлетевшись на множество радужных обрывков. И вместе с ним исчезло старинное кладбище.

Херувимский снова сидел в полутемной комнате старой гадалки, и сама хозяйка по-прежнему сидела за столом и всматривалась в хрустальный шар.

— Ну что, видел? — проговорила она, оторвавшись от шара.

— Ну, видел кладбище… но это как-то смутно, неопределенно… нельзя ли уточнить?

— Уточнить? Трудно с тобой… — И гадалка снова уставилась в шар.

— Ну что я тебе могу сказать, mon ami… — проговорила она спустя минуту, — дело непростое, очень непростое…

И вдруг совсем другим голосом, резким и истеричным, она выкрикнула:

— Позолоти ручку, молодой-красивый!

Херувимский торопливо достал бумажник, положил на стол перед гадалкой купюру.

Та поморщилась, проговорила:

— Я же сказал — позолоти! А это что? Разве это золотой дублон, или пиастр, или, на худой конец, луидор?

Тем не менее она смахнула купюру со стола и спрятала в ящик — в тот же, куда до этого отправились пирожные.

Затем она снова повернулась к коту и строго воскликнула:

— Мурциус!

Кот вздохнул, соскочил со стула и подал хозяйке колоду старинных засаленных карт.

Гадалка перебросила колоду из руки в руку. Колода рассыпалась разноцветным веером, снова сложилась в аккуратную стопочку. Гадалка ловко перетасовала эту стопочку и принялась раскладывать на столе, приговаривая:

— Сейчас, через час… что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится…

Закончив свои манипуляции, гадалка выложила перед Херувимским единственную карту — даму пик — и проговорила своим гнусавым простуженным голосом:

— Ищи тетю!

— Тетю? Какую тетю? — растерянно переспросил Херувимский.

— Известно какую — подпорожскую! — И гадалка ткнула пальцем в даму пик.

Дама на карте была странная — очень старая, со злобным и недоверчивым лицом, и одета была не в пышное платье старинного покроя, а в серую кофту ручной вязки.

Дама уставилась на Херувимского и хитро, неприязненно ухмыльнулась.

— Что это значит? — спросил Аркадий Викторович, но ему никто не ответил. Да и отвечать было некому, потому что гадалка куда-то исчезла, исчезла вместе со своим подозрительным котом, вместе со своей комнатой…

Херувимский стоял перед дверью, закрытой на простую задвижку. Из-за двери раздавался нетерпеливый, раздраженный голос:

— Сколько можно? Выходи уже, ты тут не один!

Херувимский отодвинул задвижку, открыл дверь и вышел.

Мимо него тут же пронеслась рассерженная женщина средних лет, захлопнула за собой дверь.

Аркадий Викторович с удивлением увидел на этой двери всем знакомый символ — два нуля.

Пожав плечами, он прошел по коридору…

И оказался в торговом зале пекарни «Колобок».

— Мужчина, вы будете заказывать? — осведомилась рыжеволосая особа.

Херувимский осознал, что стоит в очереди и уже подошел