Чтобы не сломаться, я отвернулся от судьи. Через секунд десять у меня потемнело в глазах и я едва коснулся ладонью поверхности ковра, чтобы попробовать сменить положение.

Мои действия были интерпретированы не правильно.

Судья тут же остановил поединок, оттащил с меня обескураженного моим сопроивлением проивника, а затем строго выговорил мне.

— Если видишь, чувствуешь, что уже всё, то дай судье знать! Что за желание остаться со сломанной ногой?

На моей половине наш тренер Саша Гладков, прыгал от возмущения, размахивал руками и кричал, что нельзя присуждать победу сопернику, потому что я не сдался.

Судья проигнорировал его замечания и сообщил коллегии, что поединок завершен.

Сил отвечать ему не было и я промолчал, проводив мрачным взглядом соперника. Он расхаживал неподалеку, уперев руки в бока, и тоже был недоволен тем, что поединок остановлен.

Хотя в конечном итоге победу присудили ему. Он прекрасно чувствовал, что не дожал меня и по гамбургскому счету я остался непобежденным.

Он видел и понимал, что я не запросил «пощады», а отчаянно пытался освободиться от удержания и его атакующего захвата.

Сразу после того, как рефери поднял его руку, после оглашения результата, он тут же направился ко мне с рукой, протянутой для рукопожатия.

— Ты молоток. Это было отличная схватка. Знай, что я не считаю решение судей справедливым. Я тебе без балды говорю, не для того чтобы тебя успокоить. Ты не сдавался, я это признаю, поэтому, короче, чтобы там судьи не говорили — я считаю, что у нас боевая ничья.

Я ответил на рукопожатие, кивнул в знак признательности. Мы обнялись. Он сначала приподнял меня, оторвав мои ноги от пола, а потом вернув вниз поднял мою руку.

В зале раздались аплодисменты. Громче всех хлопали и поддерживали криками мои друзья вместе с музыкантами.

Не то, чтобы мне было слишком важно признание несправедливости судейского вердикта.

Но я чувствовал, что он говорит искренне и лично между нами восторжествовала мужская правда, особенное чувство, которое без слов дает понять, что рядом с тобой тот с кем и разведку и баню. Тот, кто не подставит и не бросит в беде.

Надеюсь, что мой соперник ощущал тоже самое. Правда, я так его больше ни разу не увидел до конца службы, но это не имело значения.

— Бодров, ты молодец, несмотря на то, что тебя засудили, не сдавался. Проявил волю к победе, — сказал прапорщик Шматко пожимая мне руку на выходе, — вообще все молодцы. Как нога?

— Нога нормально, товарищ прапорщик.

— Сам то доволен, что дошел до полуфинала?

— Ну если не вдаваться в детали, то да.

— Дьявол кроется в женских трусах! Шучу в деталях. В этих случаях так и надо — не вдаваться в детали. Честно говоря, я совсем не ожидал таких результатов. Думаю, полковник Ничипорук оценит ваши бои по достоинству.

— Служу Советскому Союзу! — сказал я после неловко возникшей паузы.

— Иди переодевайся.

— Разрешите обратиться, товарищ прапорщик.

— Обращайся.

— Можно ли воспользоваться душем в раздевалки школы, а то в учебка сами знаете…

— Можно, только не намывайтесь там часами.

Он посмотрел на свои часы, оглядел меня и моих товарищей, стоящих у меня за спиной и продолжил:

— На все про все у вас двадцать минут, чтобы через двадцать минут были как штык с иголочке в форме, готовые к пострению.

Хотя горячей воды не было, встать под поток разгоряченными телами и смыть с себя пот и грязь казалось настоящим подарком судьбы. Ведь мы уже привыкли в учебке обмываться ледяной водой в раковине.

К тому же у некоторых ребят, в отличии от, скажем, москвичей, дома отродясь не было горячей воды в кране.

Шкаф сумел где-то в недрах школы раздобыть, а попросту спереть, два куска душистого цветочного мыла, которое мы разделили на четыре части и передали друг друг.

Мы были первыми из спортсменов, участвующих в этот день в соревнованиях по рукопашному бою, кто осмелился воспользоваться душевой,

Постепенно в душевую на шум льющейся воды заглядывали другие военнослужащие и вскоре, минут через десять, можно было сказать, в помещении стало не протолкнуться.

Тщательно вымывшись, я освободил душевой отсек и отдал свой обмылок первому попавшемуся парню служившему в другой части.

Выйдя в раздевалки я увидел Серегу, который был уже в форме.

— Как твое растяжение?

— Жить буду, надеюсь что завтра не заставят проводить на плату строевую подготовку. Как твоя?

Он жестом указал на мою стопу.

Нога, саднящая после болевого приема, отошла через полчаса после завершения. До этого я старательно скрывал боль и пытался не хромать.

— Тоже буду жить, но когда соперник давил, я думал, что взвою волком от боли. Еле сдержался.

— Да, у вас эпичная битва была.

— Серег, жаль, что ты подвернул ногу, мне кажется, что если бы не это, то ты бы вышел в финал.

— Все, что не делается — все делается к лучшему! Сказала старая ведьма, когда ее старик повесился.

— Это откуда про старика?

Серега был довольно начитанным парнем и то и дело сыпал цитатами из литературы.

— Из Астрид Линдгрен, той самой, что написала Карлсона и Пеппи — Длинный Чулок. Вообщем, надеюсь, что Нечипорук даст нам восстановиться.

— Это точно, насколько я понял, до нас раньше никто до полуфинала не доходил. Если тебя завтра погонят на плац с остальными, то это будет настоящим свинством.

Возвращаясь назад в часть, мы чувствовали себя настоящими героями. Мы много шутили делились впечатлениями от поединков. По нашему пониманию начальство должно было подготовить нам встречу, если не с оркестром, то хотя бы устно поздравить нас с хорошими результатами.

Все-таки, мы отстояли честь части. Судя по довольным и улыбчивым лицам Шматко и Гладкова они ждали чего-то подобного.

Но к нашему разочарованию ничего не произошло. Нас никто не встречал, даже начфиз. К тому же выяснилось, что в солдатской столовой нам не оставили ужина.

По договоренности с сержантом Сашей Гладковым дежурные должны были ждать на до упора с разрешения командира части. Но каким-то образом поменялась смена и новым дежурным, заступившим в наряд по кухне никто ничего про нас не передал.

То ли забыли, то ли из зависти к нашему «спецпитанию». Все знали, что на время тренировок, нам выдавали усиленные пайки.

Мы целый день не ели, что называется маковой росинки во рту не держали, а тут на тебе такое.