— Не читайте старых книг, брат паладин. Это опасно.

— Да, — согласился я, — видел по дороге, что стало с теми, кто начитался…

Он покачал головой.

— То простая опасность, когда неведомый огонь пожрет тебя во мгновение ока, а я говорю о настоящей… старые книги могут забрать душу. Ты станешь Другим. Этого берегись больше.

Третий монах, брат Адам, все это время не двигался с места, даже не шевелился, капюшон надвинут на лицо, вижу только нижнюю челюсть, но, чтобы взглянуть мне в лицо, ему пришлось так задрать голову, что капюшон свалился на плечи, открыв роскошную серебряную шевелюру. Борода подстрижена аккуратно, лицо коричневое от старости и глубоких морщин, но выцветшие от старости глаза взглянули остро и умно.

— Это сэр Ричард, — назвал меня Кадфаэль почтительно, — благородный рыцарь, но главное — паладин Господа!

Монах кивнул, не отрывая от меня острого взгляда.

— Я из ордена святого Доминика, — назвался он. — Смиренный монах, служитель Господа. Прислан братством на этот турнир… ибо нас он тоже интересует.

— Будете участвовать? — поинтересовался я. Он улыбнулся одними глазами.

— Уже участвуем.

Мы обменялись понимающими взглядами. До того как сходятся армии, сперва работает разведка, потом — отдельные агенты «с правом убивать», затем целые диверсионные группы. Он все еще внимательно всматривался в мое лицо, оглянулся на отца Давида, тот кивнул. Мне показалось, что они о чем-то переговорили, не произнося ни слова.

Отец Давид сказал почтительно:

— Рыцари часто дают весьма странные обеты… Сэр Ричард воспользовался правом путешествовать инкогнито. Сейчас времена в самом деле чересчур неспокойные.

Смиренный служитель Господа по имени Адам заметил кротко:

— Возможно, в положении сэра Ричарда ничего лучше и не остается.

Я насторожился, не люблю тайн, и так их слишком много, спросил с подозрением:

— Что это значит?

— Если судить по вашим скулам и форме бровей, вы принадлежите к роду Первого Короля, благородный незнакомец, скрывшийся за именем Ричарда Длинные Руки.

— Плюс характерные надбровные дуги, — добавил отец Давид.

— Да, — согласился брат Адам, — плюс надбровные дуги… Вы не замечали, что у всех встречаемых вами они несколько… иные? Дело в том, что все эти многочисленные народы ведут корни от единственной семьи Ману, так его звали, он первым после последней войны магов сумел пересечь океан и поселиться в опустошенных землях. С ним прибыли только его семеро сыновей с женами да три его жены. От них и пошли все нынешние народы, племена, возникли села, города, а затем и королевства…

Я спросил с жадным любопытством:

— Значит, такие, как я, остались за океаном?

Оба помолчали, брат Адам покачал головой.

— Сомневаюсь. У вас иной формы губы, подбородок, а таких высоких скул вообще не встречается в описаниях! Вы как будто вернувшийся из ада… или из рая, здесь мнения богословов расходятся, Первый Король или его прямой и достаточно близкий потомок.

Представляю, мелькнуло у меня в голове ошалелое, что за бури здесь прокатывались. Если обнулялись целые расы и народы с их характерными особенностями. Я совсем не вижу негров, китайцев, арабов, как будто атомные бури сожгли полностью все их земли. Нет, тогда бы уцелели те, кто задолго переселился в другие страны и на другие континенты… Разве что применялось генетическое оружие? Выкашивающее целые народы по генетическим особенностям? Тогда, мелькнула мысль, у всего населения планеты ослаблен или неполон, как правильнее сказать, генокод. Может быть, потому на меня и не действует магия, раз внутри меня есть то, о чем ни маги, ни ученые этого мира не знают и знать не могут?

— Ладно, — сказал я наконец, — встретимся на турнире. Будем держать связь. Чует мое сердце, мы друг другу понадобимся.

Монахи откланялись, ушли, уводя с собой и Кадфаэля. Тот сказал на прощание успокаивающе, что знаниями о Древних Королях обладает лишь брат Адам да еще, возможно, двое-трое в их ордене, а так никто не заподозрит во мне потомка Древних Королей.

Ни хрена себе, подумал я тревожно. Я вообще скрывать не собирался. Здесь меня никто не знает… Да и в тех местах, где я побывал, я не очень-то ронял лицо, как говорят на Востоке.

Сэр Смит уже наверняка жрет в три горла, я поколебался, но быстро направился в конюшню. Зайчик встретил меня тихим ржанием.

— Привет… арбогасту, — сказал я.

Зайчик посмотрел на меня солнечными глазами и снова тихонько ржанул. Мне показалось, что он старается что-то сказать, но, увы, у нас слишком разные системы опознавательных знаков. Зато с Псом они обнюхались и как будто о чем-то быстро переговорили без примитивной вербалистики. Я подошел, погладил, поцеловал в теплые замшевые ноздри.

— Что ж ты не признавался, — упрекнул я, — что ты еще и арбогаст?.. Ладно-ладно, это я так. Шучу. Я ведь тоже кто только ни есть, начиная от петуха без перьев и кончая тварью дрожащей… если, конечно, исследования не продвинулись дальше и не придумали, как обозвать еще круче и противнее.

Он смотрел добрыми глазами, совсем не тот адский конь, каким я увидел его впервые. Мои пальцы вытащили две геммы, я воровато оглянулся, никто вроде бы не наблюдает, одну приложил ко лбу Зайчика, а другую прижал к локтю этой же руки. Сперва ничего не случилось, затем как будто короткий электрический удар, я непроизвольно отдернул руку и отшатнулся, однако короткая молния заблистала между двумя геммами.

На моих глазах та, которую прижал ко лбу Зайчика, медленно погружается, словно горячий камешек в воск. В локте щиплет, шипящая дуга на глазах тускнеет, а когда гемма погрузилась в лобную кость, дуга оборвалась, шипение стихло. В дверном проеме появился конюх, за ним подручный тащил на тележке мешки с зерном. Оба остановились в нерешительности, с испугом поглядывая на Пса, чьи глаза в темноте вспыхнули зловещим красным огнем адского пламени.

Я вышел, прикидывая, что нужно бы как-то выбраться в лес да попробовать, что дают те две геммы, что, связали меня и лук Арианта. Судя по тому, что растворились, их действие можно сравнить, к примеру, с действием стимулятора, но если кофе, к примеру, выводится из организма через два-три часа, а всякие энерджайзеры — за пять-шесть, то эти, надеюсь, продержатся дольше. Очень уж хочется.

Большой палец ноет, вздутость налилась красным и пульсирует, как сигнальная аварийная лампочка. Ощущение такое, что загнал занозу. Так это дня три тому. Сэр Смит помахал издали, стол перед ним заставлен так, будто ждем на пир все войско Аттилы. Я сел по другую сторону, из-под стола тут же послышался мерный хруст и быстрое чавканье. Сэр Смит на моих глазах бросил туда целого рябчика, стараясь подружиться с вообще-то страшным псом.

— Ого, — сказал я, подходя к столу, — давно пирогов не видел. Свежие?