Германская 8-я армия. Перегрупировка

Известие о выдвижении 2-й русской армии к государственной границе со стороны реки Нарев, пришедшее в штаб 8-й армии как раз в эти дни, вынудило Притвица начать отход с поля боя. После Гумбиннена продолжение сражения «по меньшей мере грозило Ренненкампфу поражением, а при неблагоприятных для русской стороны обстоятельствах могло привести к ее уничтожению». Исход сражения решило движение 2-й русской армии, вынудившее Притвица отказаться от продолжения Гумбинненского боя[97]. Германская мысль обороны Восточной Пруссии заключалась в том, чтобы разгромить одну из русских армий прежде, чем вторая русская армия сумеет создать своим движением угрозу обороняющейся стороне. Гумбинненское сражение в отношении потерь закончилось ничейным результатом, а в отношении моральной силы войск – несомненным поражением немцев: отход германцев с поля боя означал, что дух русских оказался сильнее.

Конечно, бой еще можно было бы возобновить, но если падение духа видно сразу, то точные потери (а точность в данном случае, при сравнительном равенстве сторон в силах, была фактором немаловажным) подсчитываются не один день. Командарм-8 счел себя побежденным и отказался от мысли возобновить сражение. Участник войны характеризует это решение противника следующим образом: «8-я германская армия в ночь с 20 на 21 августа [нового стиля] начала стратегическое отступление, вызванное не тактическими результатами Гумбинненского сражения, а общей обстановкой на Восточно-Прусском театре войны: наступлением Наревской русской армии на широком фронте, захватывавшем и крайнее западное – Млавское направление»[98].

Отказ от продолжения сражения при Гумбиннене стал причиной следующего шага, предполагаемого упадком моральной силы и духа немецкого командования: приказом Притвица об отступлении 8-й армии за Вислу. То есть, несмотря на фактически «ничейный» результат сражения, германское командование потеряло силу воли. Большие потери, бегство ряда подразделений 17-го армейского корпуса с поля боя и данные о многочисленной русской коннице в своей совокупности побудили немцев к отступлению, не попытавшись возобновить сражение с частями 1-й русской армии. Неуверенность в исходе нового сражения, наряду с тем фактом, что русская 2-я армия выдвигалась охватом Мазурского озерного района, понудила штаб 8-й германской армии думать уже не о переносе удара против 2-й русской армии, а об отходе за Вислу.

Почему же командарм-8, отказавшись от мысли возобновить сражение под Гумбинненом, попытался предпринять не менее радикальный шаг – очищение Восточной Пруссии? Ведь борьба на русско-германской границе еще только начиналась, и можно было попробовать нанести русским ряд сильных ударов, приостановив развитие русского вторжения в Германию. Спустя несколько дней Гинденбург и Людендорф предпримут контрудар, который, вследствие грубейших ошибок русских военачальников, перерастет в выдающуюся победу – столь необходимую Германии на начальном этапе войны. Почему этого не сделал первый состав командования 8-й германской армии?

Как ни странно, М. фон Притвиц в данном случае слишком буквально воспринял заветы графа А. фон Шлиффена, забывая, что формализм на войне всегда губителен. Еще в 1898 г. Шлиффен, проводя учебные задачи по обороне Восточной Пруссии от русского наступления, говорил: «Если германцы окажутся втянутыми в бои с переменным успехом, против одной из русских армий, то остальные будут иметь время выйти во фланг и тыл своему противнику и задавить его превосходными силами. Поэтому, если германский командующий не рассчитывал одержать полную победу, то ему лучше было бы, насколько это возможно, отойти за Вислу и отказаться от решения поставленной ему задачи».

Именно этому совету и последовал Притвиц, не решившись продолжить сражение с 1-й русской армией. Кроме того, ставя задачи перед 8-й армией, Х. Мольтке-Младший указал, что армия имеет право временно сдать Восточную Пруссию, ожидая прибытия подкреплений из Франции. Таким образом, в своем решении, которое было принято, вне сомнения, под влиянием потери волевого фактора, чрезвычайно необходимого для полководца, командарм-8 руководствовался указаниями вышестоящего руководства. А именно – последних начальников Большого Генерального штаба – Шлиффена и Мольтке-Младшего.

Тем не менее то планирование, которое составлялось для обороны Восточной Пруссии еще Шлиффеном, в первую голову предполагало поочередный разгром русских армий вторжения. Собрав львиную долю восточнопрусской группировки в кулак, Притвиц действовал в духе директив высшего командования – сначала нанести поражение 1-й русской армии и отбросить ее за Неман, а затем обратить все силы против 2-й русской армии. Именно так рассчитывал бороться Шлиффен и именно так предписывал действовать Мольтке. Вместе с тем штаб 8-й германской армии получил от Верховного командования еще одно указание, которое, наряду с прочими условиями, побудило командарма-8 начать отход вместо того, чтобы добиться победы над 1-й русской армией в новом сражении. «Командующий армией и его начальник штаба сомневались в этой победе, тогда как генерал-квартирмейстер и 1-й штаб-офицер Генерального штаба, а также и командир 1-го корпуса настаивали на продолжении атаки. В этот психологический момент предостережение генерала фон Мольтке – не рисковать существованием армии – парализовало решимость командующего армией и его начальника штаба»[99].

В свою очередь, первая русская победа в первом же пограничном сражении со столь сильным противником, как немцы, породила в высших штабах своеобразную эйфорию, вылившуюся в преступную недооценку противника и, как следствие, в последующий разгром. Данным настроениям оказались подвержены и войска. Например, в еще сосредотачивавшемся в тылу 22-м армейском корпусе был отслужен «торжественный благодарственный молебен по случаю первых побед наших войск в Восточной Пруссии». Состоялся парад нескольких полков. Как сообщает служивший в 11-м Финляндском стрелковом полку младший врач, «на обратном пути с парада высказывалось опасение, что нашему корпусу не удастся принять участие в войне, так как она быстро закончится!»[100].

Кроме того, было еще одно обстоятельство отступления противника от Гумбиннена без нового сражения – уже чисто арифметическое. Согласно принятому в Российской империи накануне войны мобилизационному расписанию за № 20, в состав 1-й армии вместо 1-го армейского корпуса, отправляемого на другое направление (2-я армия), включался 20-й армейский корпус. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, перетасовав уже в ходе сосредоточения известное германцам мобилизационное расписание 1912 г. за № 18, случайным образом еще больше изменил известные противнику сведения. Согласно русскому планированию, 1-я армия должна была иметь в своих рядах 15,5 пехотных дивизий. Реально же Ренненкампф располагал 6,5 дивизиями. Факт информации о предвоенных расчетах позволил впоследствии Э. Людендорфу утверждать в своих мемуарах, что 1-я русская армия имела 16 пехотных дивизий с первого дня войны. Странно лишь, что эта цифра встречается до сих пор в ряде исследований, когда вышла масса специальных работ по истории кампании 1914 г. на Восточном фронте.