class="p1">Субмарина засады была чуть больше катамарана и оказалась очень тесной. В её центральном коридоре с трудом могли разминуться два человека. Было даже непонятно, как передвигался по ней хладун.

На пути попался лежащий у стены подводник в чешуйчатой робе, без шлема. У него была круглая, почти лишённая волос голова и жирное, складчатое, безбровое лицо, искажённое гримасой страха. Максим с омерзением обошёл его, вслушиваясь в стихающий шум.

Всего помещений в этой болотной субмарине насчитывалось около десятка, если брать во внимание количество дверей. Пока Максим шёл по коридору, он увидел лишь одну открытую дверь овальной формы, по сути – люк, откуда доносилось гудение каких-то аппаратов. Только сейчас он обратил внимание на интерьер подлодки: она являлась изделием довольно примитивных технологий, тем не менее отличающих его от изделий ро-сичей.

Пост управления лодкой располагался в том самом горбе на спине лодки, тоже тесный, со стенами, превращёнными в панели и консоли с десятками шкал и светящихся приборов. На ум невольно пришли воспоминания прочитанных в детстве фантазий стимпанка, авторы которых описывали миры, сочетавшие паровую технику с электрической и компьютеризированной в мере, доступной воображению. Их детища изобиловали рукоятями, рычагами, экранами и доведёнными до гротеска приспособлениями в виде разнообразных механизмов, и все эти приёмы воплотили в реальности создатели лопотопа, атланты и представители народов Еурода, попавшие на отдельное плато-тепуй одновременно с гиперборейцами Древней Руси, ставшей называться Росью.

В рубке подлодки, где собрались дружинники, шёл допрос одного из уцелевших подводников, щупленького аборигена на две головы ниже Могуты, белобрысого, но с тёмным заветренным лицом и прозрачными до стеклянного блеска глазами. На нём красовался не чешуйчатый «гидрокостюм», как на остальных матросах, а «капитанский» мундир фиолетового цвета с множеством эмблем, планок, цепочек и золотых с виду висюлек. Плечи капитана украшали эполеты наподобие тех, что носили земные мореплаватели восемнадцатого и девятнадцатого столетий.

Кроме капитана, на полу рубки лежали ещё два подводника в костюмах поскромнее. По-видимому, это были офицеры команды управления болотной субмарины.

О чём говорили пленник и допрашивающий его командир дружины, Максим не понял и вынужден был спросить у стоявшего в проёме люка Маляты:

– Что он говорит?

Парень покосился на него.

– Вырадак твярдиц, шо лопотоп выкрадачив прайшоу тут дзве лонги таму.

Максим сдвинул брови в усилии понять быструю речь Маляты, но смысл сказанного уловил.

– Тогда мы их не догоним.

Брат Любавы сжал зубы, отвернулся.

Могута закончил допрос капитана и кивнул бойцам:

– Прибяриц.

Дружинники подхватили под руки взвизгнувшего «вырадка», как назвал жителя Еурода Малята, повели в коридор.

Максим отступил перед сотником, не решаясь спросить, что дружинники собираются делать, проговорил мрачно:

– Идём дальше?

– Йдем воборот, – буркнул бородач.

– А лодка?

Могута прошёл мимо глыбой каменной решимости. Глаза его пылали недобрым голубым огнём.

– Патопим!

– Подождите, – догнал его Максим. – Есть идея!

Воин остановился.

– Бряши.

– Не надо её топить! У них есть связь с базой на материке?

Могута нашёл глазами Маляту.

– Перавади.

Молодой дружинник замешкался, подыскивая слова, с запинкой выдал перевод.

Командир отряда кивнул.

– Так, у их ёсц далекасвяз. Але зо штабам на Еуроди яны звязацца не паспели. Чаго ты хош?

– Можно использовать лапотоп как разведмодуль! Нас не будут ждать! Подумают, что возвращается засадная команда. И мы сможем найти Любаву и при удобном случае освободить!

Малята окинул лицо Максима оценивающим взглядом, лицо его изменилось. Он понял идею гостя.

Перевод на сей раз потребовал несколько минут, тем более что и сам Малята не всё понял из речи Максима.

Сотник выслушал его молча, оглянулся на дружинников, держащих капитана, жестом указал: отведите его обратно. Буркнул:

– Воевода вырашыт.

Перепрыгнул на борт катамарана.

Дружинники отвели капитана подлодки на судно.

Максим не понял, что решил делать командир, хотел было догнать и повторить предложение, но этого не понадобилось. Бородач дал указание бойцам занять подлодку и гнать её домой, к плато Роси.

В «рот сивуча» влезли четыре бойца, «губы» гиганта сжались, болотоход погрузился в воду.

Повернул назад и катамаран, меняя пробитые паруса.

Убитых дружинников подобрали в воде, уложили на палубе одного из корпусов судна.

К Максиму, съёжившемуся под стенкой кормовой надстройки корабля, подошёл Малята, держа руки в карманах. Сказал, стараясь не смотреть в глаза гостю:

– Дзякуй за идэю… уговору бацку… адправимся к вырадкам…

– Я с вами! – твёрдо заявил Максим.

Парень глянул на него, пожевал губами, кивнул и отошёл, не сказав больше ни слова.

Через полтора часа катамаран вернулся к берегу плато, где его ждал увеличившийся вдвое отряд Гонты.

Как оказалось, сюда за три с лишним часа отсутствия погони (полтора часа туда плюс полтора обратно) прибыла ещё одна группа пограничников из Хлумани, и вместе с ними Корнелий и Сан Саныч со своим карабином, бросившийся обнимать друга.

– Ну, как ты тут?! Живой?! Что произошло? Мне так никто и не объяснил толком.

– Потом, – отстранился Максим. – Сейчас прибудет подлодка с Еурода, которую мы захватили на Великотопи, воевода соберёт команду, чтобы отправить к выродкам и освободить Любаву, и я хочу попасть в группу десанта.

– Тогда и я с вами пойду!

Максим с благодарной улыбкой сжал руку друга.

Глава 19

Полиция убралась из деревни сразу после похорон соседа, его родственники – сестра и две внучки – уехали на следующий день, и Трофимыч остался один со своими переживаниями и домашней живностью, помогающей не чувствовать себя одиноким.

Всю ночь после нападения чужаков ему снилось, как он бегает по лесу, пересекает болото, прячется в кустах и тонет в мшистой хляби, боясь позвать на помощь.

Действительность в общем-то была не менее экстремальной, потому что старику пришлось и помотаться по зарослям Сещинского леса, и посидеть в болоте в ожидании, пока перестанут раздаваться крики пятнистых бандитов, убивших Варьку. Просидев в тишине больше часа, Фёдор Трофимович вернулся к ведьминой поляне и убедился, что ни на ней, ни возле неё никого нет. Так как у нелюдей, убивших соседа, не было другого пути, как вернуться назад, старик пересёк лес другой стороной, вышел к деревне и с облегчением заметил отсутствие трубчатого вездехода возле хаты Варсанофия. А потом навалились заботы по вызову полиции, поиски родственников Варьки, их приезд, появление сына, сами похороны, и свободно вздохнул Трофимыч только третьего сентября, когда окрестности накрыли дождевые тучи.

Погост у Гнилки начинался буквально в сотне шагов от околицы деревни. Хоронивших набралось всего восемь человек, включая полицейских и медэксперта. Трофимыч рассказал о нападении чужаков всё, что знал, опустив подробности приезда из Брянска Максима Жарова с компанией, но от сына скрывать ничего не стал.

Пятидесятидвухлетний Юрий, сын старика, работавший в Дятькове механиком, заядлый охотник, в прошлом бывший спортсмен – метатель ядра, выслушал отца до конца, задал ему несколько вопросов, заинтересовавшись историей Чёрного столба. Особенно его озадачило заявление отца о том, что чужаки, уже который раз пытавшиеся добраться до ведьминой поляны, по словам полицейских, скорее всего, являются украинскими нацистами, сбежавшими из Украины после разгрома ВСУ русскими войсками. По их словам, бывшие «азовцы» и служащие нацбатальонов разбежались по лесам не только Украины, но и сумели перебраться в Россию, где их теперь надо было ловить не только на Брянщине, но и за Уралом. В конце разговора Юрий пообещал приехать, как только появится возможность.

Однако, не дождавшись сына ни через день, ни через два, Трофимыч не стал раздумывать и отправился в лес, сам не зная, что собирается искать.

Было дождливое серое утро пятого сентября. Над деревней висели хмурые тучи, сея мелкий занудливый дождик, но ещё было тепло, как бывает в преддверии бабьего лета.

Старик привычно накинул прозрачный полиэтиленовый дождевик на видавший виды лесной костюм, взял ружьё, которое, к счастью, не отобрали убийцы Варьки, запас патронов с дробью и, усмехнувшись про себя (ну, блин, партизан на старости лет!), нырнул в березняк за околицей Гнилки.

До поляны в центре леса он добрался за полтора часа. Пришлось обходить топкие места, насыщенные влагой из-за дождей, чтобы ненароком не оставить во мху сапоги. Поплутал немного, дезориентированный