он не ожидал, но услышал, удивившись тону, каким был ему вынесен приговор.

– Ты боязливэц! – бросил парень, кусая губы, когда допрос свидетеля Гонтой был закончен. – Трэба було зраз стриляты з глушару, и Любава бола б з намы!

– Малой! – резко сказал воевода. – Остынь!

Малята с усилием остановил язык, потемнел, отъехал на клюваре, повесив голову.

– Вин страдае, – пояснил Гонта.

– Понимаю, – смущённо сказал Максим. – Сам смертельно огорчён. Но я был без сознания…

– Веди.

Отряд углубился в лес вслед за проводником. Взять кота с собой Максим не решился, надеясь, что ведьмина поляна пропустит отряд местных жителей, которые наверняка знали приёмы преодоления «колдовских» препятствий.

Поскольку клювары были слишком велики для скачек по лесу, отряд спешился, подтягиваясь вслед за Максимом. Всего дружинников было больше тридцати, и вооружены они были значительно серьёзнее пограничников Хлумани (мысль – почему? – застряла в голове надолго). Максим заметил за плечами многих самострелы и колчаны со стрелами, а также какие-то длинные чёрные трубки с расширением в середине. На мушкеты эти трубки не походили, но явно принадлежали к вооружению.

Кроме того, через плечо Гонты висела на ремне труба с прицелом, в которой угадывался самый настоящий гранатомёт неизвестного производства, и воевода, заметив удивлённый взгляд гостя, коротко пояснил:

– Трофей.

Спрашивать, где этот трофей добыт, Максим не стал.

Добрались до места назначения без происшествий, окружили поляну.

Держа наготове оружие, дружинники обследовали центр поляны, стали держать совет. Выслушав доклады подчинённых, Гонта решил:

– Иде вниз! Сотнык – врана у штаб, патрэбен ешче адзин ланцуг.

Послали ворона, назначили команду, которая должна была пойти в колодец. Ворона ждать не стали, и Гонта дал команду спускаться.

Максим шёл во второй группе, вместе с самим воеводой, его сыном и двумя бойцами отряда, ловко использующими неровности стен колодца. Пришлось серьёзно напрягаться, вспоминая приёмы скалолазания, которым Жарову удалось научиться в походах с друзьями по Алтаю. Правда, уже через сто метров ствол колодца отклонился от вертикали, и спуск стал пологим.

Остановились всего один раз, пройдя, по расчётам Максима, около шести километров. Здесь колодец расширялся, образуя эллипсоидальную полость шириной в несколько метров. Очевидно, это была естественная каверна в породах плато, ничем не отличавшихся от земных горных пород. Именно в каверне команда хладуна и оставила сторожевой пост, попытавшийся остановить преследователей. Но бойцы Гонты действовали как профессиональные диверсанты-спецназовцы и не дали засаде ни единого шанса.

Спускавшийся первым дружинник зажёг факел, добавив к фонарям группы яркий сполох огня, в каверну метнулись три ворона, легко обнаружив засадников – четырёх обезьянорыб с грязно-серой шкурой, усеянной клоками бурой чешуи, которую Максим поначалу принял за шерсть. Он ожидал, что Гонта начнёт стрелять из глушара, однако воевода избрал иное решение. Вороны сбросили три «грецких ореха», оказавшихся чем-то вроде светошумовых гранат. Они и в самом деле взрывались громко, порождая приличные ударные волны и посылая яркие пучки ярких световых стрелочек. Три обезьянорыбы с визгом распались на отдельные части, и Максим с удивлением обнаружил, что эти фрагменты представляют собой коллективные создания наподобие мелких скатов и крабов. В отличие от медворов, сформированных муравьями, обезьянорыбы состояли из двух десятков «скатов-крабов», начавших расползаться по рытвинам и щелям пещеры. Дружинники настигли каждого и порубили мечами на мелкие куски.

– Ядокусы, – коротко сказал Гонта Максиму.

Четвёртую обезьянорыбу, метнувшуюся наутёк, искать не стали.

Через час отряд выбрался из стены тепуя у прибрежной полосы Великотопи. Дружинники разошлись вдоль полосы, угрюмо разглядывая лежащих на деревянном настиле и на скалах пограничников. Видимо, хладун со своими приспешниками появился из дыры тоннеля неожиданно, и бойцы погранохраны не успели дать им отпор. Полегли все восемь человек, превращённые в ледяные статуи; к этому моменту они уже оттаяли, окружённые пятнами влаги.

Настил береговой дорожки был разворочен и заляпан грязью. По мутному следу и взбаламученному илу у берега было видно, что к дорожке причаливало какое-то судно, и Гонта проговорил окаменевшими губами:

– Лопотоп вырадков!

Переспрашивать, что имеет в виду воевода, Максим не стал, и без того было понятно, что речь шла о каком-то корабле.

– Трэба дагнац! – глухо бросил Малята.

Гонта достал из-за пазухи трубку, оказавшуюся подзорной трубой, порыскал окуляром по горизонту.

– Могута, запусци врана.

Могучий воин с окладистой бородой сверкнул ледяными голубыми глазами, взял в руки ворона, что-то пробубнил ему в клюв и подбросил.

Птица унеслась в ясное синее небо, направляясь к тёмной полосе горизонта.

– Чакаем! – сказал Гонта.

– Баця, трэба хуткасная пасудына! – напомнил о себе Малята, приплясывая от нетерпения.

– Хутка будзе, – пробурчал командир отряда. – Линник, збяры загинувших на бераг.

Бойцы начали переносить мёртвых пограничников на сухой настил.

Максиму вдруг снова пришла в голову простая мысль, вызванная воспоминанием: он своими глазами видел, что Рось со всех сторон окружена системами предупреждения и отпугивания.

– Гонта… э-э… воевода… товарищ командир, а ведь здесь не обошлось без предательства! Как этой сволочи удалось пробить такой длинный ход в породах плоскогорья и не засветиться? Аж от Микоростеня?! Это же сотня километров, если не больше! Неужели никто не слышал шума подземных работ? Никто не видел дыры колодца? Да и кто отключил систему защиты? Почему не ищете?

Гонта выслушал речь гостя, склонив голову к плечу. Поднял на него умные понимающие глаза.

– Разберэмось!

Слово прозвучало абсолютно понятное, и Максим даже с оторопью подумал, уж не лазутчик ли воевода из России, прекрасно знающий русский язык? Вопрос так и катился по нёбу мячиком, но задать его молодой человек не успел: вернулся ворон.

Птица села на руку бородатому Могуте, прокаркала длинную птичью фразу со множеством курлыкающих фонем. Обступившие сотника дружинники посмотрели на Гонту.

– Не дагоним, – сказал он хмуро, крутанув желваками по щекам. – Яны отойшлы ужа на пъятнадцат лиг.

– Дагоним! – возразил Малята запальчиво.

– А куда они направились? – спросил Максим. – Хладун и компания? И на чём?

Взгляды дружинников скрестились на госте.

– Лопотоп, – сказал Гонта.

– Что?

– Болотная подлодка.

Максиму показалось, что он ослышался.

– Подлодка?!

– Што тябе не зрозумило? – нервно произнёс Малята. – Хутка идзе до Еурода! На подлодке! Воны отойде ужо на пятнадцат вёрст, но мы яшче можа дагнац!

– Спокийно, малой, – сказал Гонта. – Бераги нервы. Спробуем.

– Зачем правителям Еурода Любава? – всё же не удержался Максим от вопроса. – Они что, охотились именно за ней?

– Трэба було ахоувац яе як слид, – огрызнулся Малята, – а не задавац пытанне, шта и навошта.

– Обычна расчёт, – сказал Гонта, движением бровей дав понять сыну, что надо вести себя посдержанней. – Мы захопили шныпароу Еурода, и цалкам верагодна надавни будэ обмин.

– Теперь понял, – кивнул Максим, бросив сочувственный взгляд на его сына.

Но тот ответил высверком глаз на взгляд гостя так красноречиво, что стало понятно: возрождение доверия между ними пока невозможно.

* * *

Обещанный Гонтой транспорт прибыл, по оценке Максима, к месту развернувшейся недавно драмы через сорок минут. Это был корабль-катамаран длиной метров двадцать, имевший паруса и два двигателя, роль которых исполняли два обитателя Великотопи под названием китоврасы. Они умещались в особых бункерах на корме двухкорпусного судна и умели вращать задние ласты почти как винты земных кораблей. Благодаря им «катер» пограничной охраны развивал приличную скорость до пятнадцати узлов (опять-таки по оценке Максима), а если паруса брали ветер, то и больше.

На борт катамарана поднялись двенадцать дружинников Гонты под командованием сотника Могуты плюс Максим и Малята. Сам воевода остался на берегу руководить следствием в отношении случившегося. Видимо, вопросы Максима сыграли в этом немалую роль.

Управлял болотной подлодкой экипаж всего из пяти человек, прекрасно знавших своё дело. Получив задание, моряки принялись рулить, не спрашивая у Могуты рекомендаций.

Брат Любавы возражал против включения гостя в команду преследователей, но Гонта поступил по-своему, за что Максим был ему благодарен. Сердце самого Жарова звало спасать девушку, и не принимать участия в её освобождении было бы неправильно.

Отплыли без прощаний и каких-либо наставлений со стороны Гонты. Командовал группой