На нас напали в день, когда половина солдат уехала на перевозку оружия. Я сообщила им о расположении и предназначении склада в Вашигнтоне. Итальянцы не смогли найти способ сообщить мне заранее… и правильно.

В доме включается слабо-желтое аварийное освещение от встроенных светильников. Это Братва выключила свет, чтобы видеть катеры своих врагов и их перемещение по незнакомой местности. Есть инструкция на случай нападения, несомненно. Только никто не дал мне с ней ознакомиться.

— Квин! — подскакиваю, вжимаясь в стену.

Люди едва ли паникуют, никаких криков. Они уверены в своей безопасности и Главе. Еще не раздалось ни единого выстрела, но со стороны солдат уже слышатся выкрики и подготовка оружия. Если звуки доносятся до меня, то что происходит у берега…

В комнату влетает Николай. И я понимаю одно: я не хочу, чтобы он пострадал, мне плевать на остальное.

* * *

НИКОЛАЙ

Квин стоит перепуганная у арочной галереи.

— Львенок, нам надо идти. Анна уже в бункере.

Тяну ее за руку. Жена в шоке, что ожидал в последнюю очередь от нее. Нет времени на уговоры. Какого-то хрена у людей Нерри есть код обезвреживания наших локальных систем? Если бы не круглосуточный отличный патруль, было бы куда сложнее. К тому же на Острове в полтора раза меньше боевого арсенала и бойцов, чем обычно. Они знали, когда наступать на нас. Но это не проблема. Пока здесь я, Сергей, Павел и люди, служащие на Острове всю свою жизнь — базу Братвы не взять даже армией.

Сейчас мне нужно быть со своими солдатами, однако я посчитал, что пожертвую пятью минутами ради Квин. Я готов пожертвовать и часом нападения, этим гребанным строением, если буду убежден, что жена в безопасности.

Вижу, что ее ресницы становятся влажными, но не замечаю слез. Квин делает шаг к стене.

Нет.

— Они знают о бункере, но не о западных туннелях и галерее. Им неизвестно о том, что построено менее трех лет назад.

Я на рефлексе достаю пистолет и направляю на Квин. Он в метре от ее головы.

Не уверен, бьется ли мое сердце, когда я смотрю на то, как моя блять жена стоит с ледянным выражением лица, по-прежнему источает свои чары. Предательница.

Я напротив нее, снимаю предохранитель, от чего Квин даже не вздрагивает. По одному взгляду светло-голубых глаз осознаю, что из нас двоих вооружена только она.

— Это единственное твое правильное решение. — сглатывает — Так мы и должны были закончить с первого дня.

— Замолчи! — дергаю пистолетом, желая, что бы он выстрелил или что бы оказался незаряженным. Не знаю!

— Как миссис Громов я имею право на быструю смерть? — упрямо смахивает прядь, упавшую на влажные глаза, выпрямляется.

Я слежу за ее действиями, как загипнотизированный… только бы не думать. Не хочу думать о том, что Квин выдала пароль итальянцам. Очевидно, еще и план Острова. Она сделала это до допроса-проверки? Стерве удалось меня обмануть. Ей удалось залезть мне под кожу, как делают паразиты.

— Это все неправда.

Так и держа пистолет, хватаюсь за голову.

— Я ненавижу тебя с самого начала, так почему отказываешься верить? — ее гортань дрожит, но Квин продолжает — Ты думаешь, я могу быть с человеком, который отобрал у меня будущее?! Могу полюбить тебя так же, как ты меня?

— Ты свободна. — перебиваю, не узнаю собственный голос.

Квин делает прерывистый вдох.

Мне хочется закрыть глаза, заснуть и не просыпаться, застрелиться, только бы все это оказалось ложью. Но я смотрю в широко распахнутые глаза жены. Она не двигается с места, выглядит напряженной, но не испуганной.

— Да, Львенок. — горько усмехаюсь — Я люблю тебя так сильно, что готов убивать ради тебя. И если бы ты снова попросила свободы перемещения, я бы не смог отказать. А теперь ты умоляешь о смерти. — подхожу ближе, замечая, как тело Квин реагирует на мое — Проваливай, пока я не решил воплотить твое желание. — вкладываю в ее ладонь ключи от катера.

Это последнее прикосновение к женщине, которая ненавидела меня столько недель, но терпела прикосновения и присутствие, только бы сбежать. Женщина, которой я отдал всё, что оставалось от семейных уз и связи с некровными братьями. Они сражаются за Остров, пока я думаю о потере того, что мне никогда не принадлежало.

Я описываю глазами лицо Квин прежде чем быстро покинуть гостиную. За пределами дома уже раздаются выстрелы, я надеваю жилет и кобуры. Мне плевать. Сегодня сдохнет каждый, кто решил, что может заявлять права на собственность Громовых. За исключением ее.

* * *

КВИН

Пока в крови бурлит адреналин, заставляю себя встать с пола.

Николай отпустил меня, пускай я и считала, что заслуживаю смерти. Но теперь… если он выживет, то никогда не придет за мной после слов о ненависти. Это правильно, верная стратегия.

Я не коренной житель Острова Грома, но знаю туннели до нижних ярусов. Прижимаюсь к стене, когда мимо проносятся люди, вроде бы итальянцы. Мне не нужно, чтобы они узнали об этом лазе. Знают ли они о моей неприкосновенности, спонсировании от моего деда и информации?

Я не обращаю внимание на труп, когда вижу Павла за складом с деталями. Выхватываю пистолет из еще теплой руки… господи, спасибо, итальянца, и едва прицеливаюсь. Мне удается попасть в бедро мужчины, направляющего оружие на главного советника Братвы. Второй выстрел — точно в голову.

В это время Павел разбирался с другим. Он замечает меня, сильно хмурится, но не имеет времени для словесной перепалки. И все же замирает на секунду, когда новая партия итальянцев проносится мимо, словно меня не существует.

Качаю головой, разворачиваюсь, чтобы не смотреть в глаза Павлу, а затем добираюсь до скоростного катера мужа.

Я медлю с ключами в руках. На секунду.

Мне удается попасть на дальний причал через десять минут и не пролить ни слезинки. Кажется, я покончу с собой, если с ним что-нибудь случится по моей вине. Пусть Николай, Анна, Сергей, Павел и другие люди Братвы живут, но забудут об Атлантик-Сити и своем месте в его иерархии.

Нахожу телефон и набираю номер, который знаю наизусть.

— Ричард, забери меня.

* * *

КВИН

За мной приезжает машина, затем джет с посадкой в Лондоне, где меня и встречает Ричард.

Боже мой. Он выглядит плохо. Похудел, волосы не уложены, мятый джемпер. Зато те же любимые очки, запах, объятья и голос.

— Детка, все хорошо. Ты дома.

Я так и стою в амбаре у