Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Люси нахмурилась. Она прожила со своим мужем долгие годы и много раз слышала, как они с Джонни Фицджеральдом обсуждают убийства и убийц, однако так и не смогла привыкнуть к слишком уж, на ее вкус, легкомысленной манере, в которой велись эти разговоры.
— Но зачем ему было забирать книги, Джонни? — спросила она. — Какой в этом смысл?
— Сейчас объясню, — откликнулся Джонни. — Все книги были посвящены искусству. Искусство — вот благодаря чему молодые люди познакомились. И влюбились друг в дружку. Искусство погубило счастливый брачный союз — если, конечно, он был счастливым. Вот Алоизиус и решил уничтожить часть искусства, и статью заодно, вместе с самим Монтегю. Может, эти книги до сих пор лежат на каком-нибудь складе в фирме «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл». А может, он выбросил их в Темзу или попросту на помойку. Кстати, не забывайте, что последний раз его видели на службе именно в тот день, когда был убит Кристофер Монтегю.
Леди Люси встала, чтобы задернуть шторы. Пауэрскорт залюбовался ее грациозными движениями. Потом она вернулась на диван, и он улыбнулся ей. Иногда леди Люси читала его мысли. На ее щеках появился легкий румянец.
— Может, ты и прав, — заметил Пауэрскорт, — но мне что-то не верится. Уж больно правдоподобно. Как насчет такой версии? — Он скользнул взглядом по индийским шахматам на столике у окна — фигуры выстроились стройными рядами, готовые в любой момент начать новую битву. — Кристофер Монтегю вот-вот должен был стать очень известным человеком в мире искусства. Две книги — вторая еще не поступила в продажу, но уже написана, — посвященные живописи Северной Италии. Статья с доказательством того, что большинство картин, выставленных в Галерее Декурси и Пайпера, являются копиями или подделками. К кому же теперь обращаться людям, которые приобрели картины старых итальянских мастеров, но не уверены в их подлинности? Ясное дело, к Кристоферу Монтегю. Да он сделал бы себе целое состояние на одних только экспертизах — возможно, получал бы какой-то процент от продажной цены каждой картины, переходящей из рук в руки! Вы только подумайте — ведь это гарантированный доход на всю жизнь! А если богатые американцы действительно примутся скупать старых мастеров напропалую, цены на них еще и подскочат. Десять процентов с пятидесяти тысяч фунтов — это, согласитесь, неплохой куш.
Пауэрскорт остановился и посмотрел на бокал Фицджеральда. Против обыкновения, он был пуст.
— Так вот что меня интересует, друзья мои: кто занимал это положение прежде? Кого Кристофер Монтегю собирался потеснить, подсидеть? Кто из-за него мог лишиться если не пропитания как такового, то по крайней мере надежд на большое богатство? Ревность, личная и профессиональная, плюс алчность — это поистине гремучая смесь.
Леди Люси снова взглянула на мужа.
— Так, значит, Фрэнсис, — сказала она, — согласно твоей теории, где-то в Лондоне живет специалист-искусствовед, который боялся, что Кристофер Монтегю низвергнет его с пьедестала, и потому отважился на убийство?
— Именно. И это объясняет, почему исчезла статья и почему были унесены книги. Убийца не хотел оставлять в квартире ничего такого, что позволило бы кому-то еще закончить статью и тем самым погубить его.
Джонни Фицджеральд достал из серванта непочатую бутылку кларета.
— Меня не убеждает твоя теория, Фрэнсис, — сказал он, борясь с пробкой. — Давай попробуем сочинить другую, тоже имеющую отношение к миру искусства. — Пробка выскочила из горлышка, и он расплылся в улыбке. — Вспомним о той выставке… ну, о которой он писал. Допустим, ты ее организатор. Допустим, ты планировал продать целую кучу прелестных венецианских картин. И вдруг ты случайно — слухами ведь земля полнится — узнаешь, что некто собирается объявить их ничего не стоящими подделками. Из-за этого ты можешь потерять уйму денег. Кажется, они считали, что у них одних только Тицианов штук двадцать, верно? А настоящих-то было всего три? Семнадцать Тицианов — это бешеные деньги. И все они могли сгореть. Так что хозяевам выставки ничего не оставалось, кроме как взять кусок веревки, на которую вешают картины — лучше удавки и не придумаешь, — отправиться на Бромптон-сквер и придушить нахала. А для надежности они уничтожили статью и избавились от компрометирующих книг.
— Неплохо, Джонни, совсем неплохо, — сказал Пауэрскорт. Фицджеральд, довольный этой похвалой, в очередной раз взялся за бутылку. — Однако есть и еще одна возможность, которую мы не должны сбрасывать со счетов, — продолжал Пауэрскорт. — Единственная проблема состоит в том, что здесь ключевую роль играет завещание Монтегю, а мы не знаем, что там написано. Суть вот в чем. Давайте подумаем о Кристофере Монтегю. Он купил себе виллу под Флоренцией. Часть его капитала еще не истрачена, а будущее сулит дополнительные барыши в виде гонораров за экспертизы. Но кто-то не может ждать так долго. Предположим, залез в долги и ему срочно нужны деньги. И этот кто-то должен унаследовать все, чем владеет Кристофер Монтегю, включая его итальянскую усадьбу. Возможно, наследник Монтегю и его убийца — одно и то же лицо!
— Ну что, вы наконец закончили? — спросила леди Люси. — По-моему, все ваши гипотезы вполне правдоподобны, и я нахожусь в еще большем недоумении, чем в начале нашего разговора.
— Уверен, что мы легко отыщем еще парочку потенциальных убийц, — жизнерадостно сказал Джонни. — Может, хватит пока четырех?
Пауэрскорт рассеянно подошел к шахматному столику. Взяв из заднего ряда фигур могольского короля, он аккуратно поставил его в самый центр доски.
— В своем мире, — грустно сказал он, — Кристофер Монтегю собирался стать королем. — Пауэрскорт внимательно посмотрел на доску. — Возможно, итальянская вилла была его замком — ладьей. Благородные люди — офицеры — обращались бы к нему, чтобы проверить подлинность своих картин. Искусствоведы и торговцы, точно кони, скакали бы в самых неожиданных направлениях по черным и белым клеткам его жизни. Возможно, Розалинда Бакли была его королевой. Сомкнутые ряды пешек — это книги и статьи, которые Кристоферу Монтегю еще суждено было написать. — Пауэрскорт поднял коня и задумчиво повертел его в пальцах. — Да-да, конечно, — он почти шептал, и мысли его были далеко. —
…Давайте сядем наземь и припомним Предания о смерти королей.
Тот был низложен, тот убит в бою,
Тот призраками жертв своих замучен,
Тот был отравлен собственной женой,
А тот во сне зарезан…
Пауэрскорт снова взял короля и бережно вернул его на свое место в заднем ряду.
— Всех убили.[26]
Уильям Аларик Пайпер в изумлении взирал на фасад Траскотт-парка, фамильного гнезда Хэммонд-Берков. Рабочие были повсюду — они ремонтировали окна, снимали с крыши разбитую черепицу, — а садовники начали долгий процесс приведения в порядок территории усадьбы.
— Прямо сердце радуется, когда видишь все это, — весело сказал он своему спутнику. — Благотворное влияние старых мастеров проникло в Уорикшир, в самое сердце центральных графств!