обнаружила живопись. Красота тела умерла. Это тоже обнаружили живописцы. Им на смену пришло признание красоты за механическим. Она несёт свободу от земли и потому победит.

Сверля в поезде пространство, я, скучая, сижу у окна, чтобы не было за ним – равнина, скаты холмов или неряшливо накиданные горы, меж которыми елозит река, ежеминутно пересекая, пока, ради этого я только и сижу, – не мелькнёт <ли> пост, семафор или локомотив. На улицах городов влекут витрины технических контор, обувных магазинов, трамваи окрыляют, а минуя автомобили, стоящие у подъездов нетерпеливо, нехотя я останавливаюсь погладить глазами и рукой их изумительную кожу, подобно тому, как мужчины уходящего дня оглядывают и гладят тех, кого готовы любить. Механическая красота безраздельно царит во мне, и мне кажется глупым и бездарным вопрос, красива ли женщина, ибо так можно спрашивать только об автомобилях и башмаках. Нет людей, на которых <механическая красота> не простёрла очарование. Даже тот, кто не неистовствовал за рулём, кто не путешествовал, не слонялся по фабрикам, не работал на заводах, кто ведёт праздную жизнь гниющих магнолий, комнатную и безвольную, не мог избежать её очарования. Да здравствует механическая красота, всецело наша, и человек да станет сам машиной. И механической сделает вселенную.

Современный башмак красив подобно автомобилям и двигателям. Но будучи связан с идеями, о которых я говорил, – влечёт особенно. Вот почему – признанье красоты за ним, явилось раньше признания механического вообще. Вот почему я повторяю, что современные искания в области эстетики – начиная от Гамана306 и кончая английскими проповедниками целесообразности, эстетика новых поэтических и живописных течений – заключена в башмаке.

Утверждение, что современный башмак красивей лучшей из женщин – не фраза, это факт сознания моего и многих со мной, и я уверен, что далеко не все, переживающие красоту башмака, переживали красоту Венеры. Ведь очевидно, что американский Башмак сделан лучше Венеры Милосской.

Ты понимаешь теперь, сколь почтенная профессия башмачников и сколько красоты в течение жизни отразилось в моих глазах. Только поэтому они так велики. Но пойдём дальше и поговорим о моей профессии. Ты понимаешь, что земля не может простить человеку обуви, знаменующей его независимость, и всё негодование, злобу покинутой любовницы обращает на башмак. Она стирает каблук и тончит подмётку, пробираясь до кожи, как я говорил тебе. Но прежде всего облегает, грязнит и пылит. Человек пытается избежать. Посмотри – разве тротуары, мостовые и поливки, прежде всего, не для того, чтобы не грязнился башмак. Но предохранения напрасны, и вот на сцену выхожу я, чистильщик обуви.

Чистить башмак – значит возрождать знания человеческой свободы и идею свободы от земли. Чистить башмак – значит указывать, что минутное торжество земли напрасно, упавший встанет и будет продолжать изумительный путь. Значит, верить в человека опять и опять, несмотря на набегающий туман, проповедовать вечное возрождение, движение и вечную победительность человека. Вот почему законно требовать от людей обуви чистой или новой. Это не только хороший тон, но и солидарность с человечеством. И как только человек опускается, забывает подвиги и героизм, погружаясь в ленивую жизнь – прежде всего его обувь говорит об этом, о том, что они сдались земле. Однако Паллада как-то в ответ на эти высказанные мною ей положения заметила, что женщины влюбляются только в тех, у кого блестяще вычищена обувь. Паллада права, но любить за верность символу свободы от земли, т. е. от любви – противоречие, которого не понять до конца дней. Впрочем, в наш век все противоречивы.

И создался класс людей, посвятивших себя возрождению башмака, и я посреди них. Пришли жрецы новой религии – освобождённого от земли человека. Вот почему я настаиваю, что чистка башмаков самая почтенная профессия сегодня. Зову к ней. И обращаясь к художникам и поэтам, к симультанистам, футуристам, кубистам, к Цеху поэтов, Мезонину Поэзии и Гилее, к Союзу молодёжи, Бубновому Валету и другим – говорю: идите, господа, на перекрёстки улиц чистить обувь – это лучшее, на что вы способны. Я не смеюсь, я говорю совершенно серьёзно. Берите с меня пример. Мой друг, твоя обувь грязна, позволь почистить её.

____________

Вот я пережил величие священнодействующего и продолжаю разговор. Ты понимаешь теперь, почему я утверждаю, что башмак останется в веках символом сегодня.

Но душу укутывает печаль, и рыдания подступают к горлу. Послушай, ведь человек вырос и покидает землю. Человек уже летает и быстр по следам Блерио и Пегу307. В тот час, когда башмак получил наибольший смысл, когда, сочетаясь с механической красотой, расцвела его идея и пришли обувочисты – башмак готов потерять значение. Человек уже летает, а я становлюсь лишним и должен умереть. Во мне противоречия, и вдруг я молюсь судьбе, чтобы человек остановился на пути, не покинул земли, а я мог постоянно выполнять моё дело. Но я не должен так поступать. Я рад, что человек обрёл свободу, ради которой я жил. Пусть только свободный, покинувший землю, сверлящий пространство, забывший любовь, сильный, выносливый, машинный, пусть механический человек не забудет меня и знает, что в его свободе немало моего кровавого пота и кровавых слез. Впрочем, зачем. Пусть его разум будет свободен от моего имени. Вы же, господа, проходя мимо чистильщиков обуви и глядя на башмак, вспоминайте о свободе от земли и неустанно стремитесь к ней. Дома, в ресторанах, на улицах, в часы удовольствий и дел вспоминайте о том, к чему обязывает вас судьба человека. Слава же чистильщикам обуви, незаметным, но великим, ибо, совершая маленькое, но большое дело, они приготовили путь. Слава башмаку – хоругви и святому, и минуя магазины обуви, не забудьте отныне быть воспитанными и снимайте шляпы, господа.

Во, что хотел я сказать, мой друг. Ты понимаешь теперь, почему прожив бедно жизнь, я доволен и горд, и окрылённая безбоязненно трепещет у ворот вечности. Я был чистильщиком обуви на земле.

____________

А, мм., гг., вы ещё здесь, вы сидели, пока я спал. Ну что же, сидите, сидите, коли охота. Ведь это свидетельствует только о том, что вы не очень умны. Но мне пора за работу. Прощайте, господа.

MV. Многовая поэзия

Манифест всёчества

Ракета готова, жгём фитиль, счастливой дороги пока не станем врагом.

отнят новый элемент – многовая поэзия (MV) – не у солнца, не у редких солей но у уличных руд. Смешав сутолку с углём честности и накалив смесь в электрических печах всёчества мы добыли метал твёрдый, вязкий, мало-растворимый во времени и удел’ного веса 22