class="p1">литые из нево орудия кряхтя и выпятив зады заплюют верных поэзии одного рта моторы закартавят улепётывая наконец от стоянок колбы приутят взрывы слов плуги вспорют брюхо ремесла чтобы можно было вынут’ бешеный урожай

поэзия одново рта одна не занимает нас сдуваемый ветром обломок скатываясь на дорогу глохнет за урчан’ем и шыпами но прыгнуло извержение скалы парят город уснул под стёганым одеялом обвала что ныне покроет блеян’е каменых отар.

Ощэлёный фагот не в силах вместит’ распустившую слюни бурю хрипит перед кончиной, да придут наследоват’ ему тысячерукие трубы тоннели, щупальцами обволокут ухо и проглотят мятежы.

Но сифилитики довольствуются фаготом ибо уд не плодит и прогрессивный паралич подкосив прыжок через проволочные заграждения привычки развесил тело на колюч’ ях мы же здоровые ударившись о трамплин всёчества перепрыгнули и добыли MV

исправляя наш неудачный рот мы пришли к многовой поэзии крича толпами и всё разное на пристан’ заплатанную шэлухой встреч на рынок торговат’ сет’ми для поимки дней.

А не читаемая про себя MV миновав замусленые в молче библиотек гроба бежыт раскрасившись на эстрады брат’ приступом окопы сыпат’ конфетти шымоз и взамен словесных трещоток получыт’ ресоры толпы

Зазнавшиеся буквы недовольные их участ’ю горничных душат язык. MV вырывает из строк хрипящего толстяка, развешывает его треугольные флаги, зовёт фонограф измолот’ пластинками грамоту и вывести пятна глаз.

Исправляя наш неудачный рот, мы пришли к оркестровой поэзии говоря толпами и все разное, на пристань заплатанную шелухой встреч на рынок ремесла торговать сетьми для поимки дней.

А нечитаемая про себя MV, миновав замусленные в молче библиотек гроба, бежит раскрасившись на эстрады брать приступом окопы, сыпать конфети шимоз и взамен словесных трещоток получить ресоры толпы.

Ракета готова, жгём фитиль. Счастливой дороги, пока не станешь врагом.

Против Кульбина

Я охотно не выступал бы сегодня, если бы не мой долг бороться за искусство. Я не буду говорить по существу и спорить с доктором Кульбиным, я позволю себе сказать несколько слов по поводу доктора Кульбина и его теоретики – и не только от своего имени.

«Грядущий день и искусство будущего» – так озаглавил свою лекцию Николай Иванович Кульбин. Он прекрасно умеет говорить по поводу и никогда по существу. Я также позволю себе сказать по поводу, а не по существу – я сознаю, что мои слова не подойдут к обстановке, вам хочется улыбок, но я высокого мнения о Собаке308 и буду искренним – есть вещи, по поводу которых нельзя улыбаться – это прежде всего сегодняшние речи о грядущем дне и искусстве будущего. Всё позволительно – пока высказываемое ново. Но как намерения станут старыми знакомыми, они должны перестать быть только намерениями, иначе эта жвачка становится слишком кислой и неприятной. Разговоры о грядущем дне в той форме, в которой их высказывает Николай Иванович, всем слишком знакомы – вот уже два года, как мы слышим их, более того – в Студии импрессионистов <19>09 года они записаны целиком309. Позволительно спросить – что вы сделали за эти четыре года – где золотой век искусства, о котором вы твердите, ведь если есть мастера, они не с Вами и избегают Вас. Вы говорите о будущем, но не знаете, что такое будущее, вас захватило время в цепкие руки и также не уйти вам от него, как от Вашего места – Петербурга болотного. Нам весной приходилось настаивать – что эго футуристы и кубо-футури-сты далеки от Маринетти и с футуризмом общего не имеют. Теперь это утверждение благодаря Чуковскому310, кажется, стало всепризнанным. И вот в надежде, что когда-либо в<ы> признаете или вспомните говоримое здесь, я заявляю от своего имени и группы московских художников – Гончаровой, Ларионова, Ле-Дантю, Фаббри и других: разговоры об искусстве будущего и грядущем дне были хороши и нужны, чтобы доказать необходимость связи искусства с жизнью и разбить оковы филистерства. Теперь будущего – этого грозного врага нет – всё можно опрокидывать, но это излишне, ибо всё опрокинуто. Ныне разговоры о будущем потеряли цену – они бесплодная трата времени, ибо искусству более не нужны. Я утверждаю – что воздвигнутым нами первым тактическим приёмом ныне пользуются для того, чтобы прикрыть собственную никчёмность и неспособность. О будущем гадают, чтобы сделать вид занятых чем-то людей. Но революция только тогда окажется революцией, если вы совершите дела – а где Ваши дела, господа. [Освобождение слова от смысла311 – но вы напрасно придаёте этому много смысла.] Мы заявляем: Подлинная современность требует от нас искусство под углом времени и места не рассматривать, и ясно ныне одно – у нас много было врагов – передвижники, аполлоны и простая публика – на нас набрасывались в исступлении, и мы только смеялись на их неистовства. Но теперь пришёл враг худший и опаснейший – это ты, кто, прикрываясь именем новаторов, кричит о том, что будущее его – художественные нули и незнающие, делающие вид, что понимают теории искусства и искусства. И мы заявляем – нам нет ныне дела до тех стариков, которых мы хулили, – наши усилия опрокинут нового врага – те бесчисленные легионы бездарностей, что именуют себя футуристами, новаторами, заявляют о своих невероятных открытиях и зазывают в свою лавочку публику. Есть вещи, по поводу которых нельзя улыбаться – по поводу лекции и теории Кульбина. Я могу только сказать – перед нами борьба, и вам быть у нас не участниками, а свидетелями её. Ибо нам дороги наши идеи, мы не можем допустить, чтобы их разменивали и щеголяли ими перед толпой. Искусство мужает, но горе тем, кто мнит, что мы за него будем таскать каштаны из огня. [Прочь руки от нас.]

Против Гилеи

Мм. гг.

Нынче нам не придётся выдвигать положений и защищать их, мы единожды позволим себе обратиться к вопросу – что представляют из себя крякающие в болоте утки, которых только что довелось слушать. Нам случалось мимоходом говорить об этом312. Но теперь положение достойно внимания, и крякание слишком назойливо, чтобы о нём не стоило упомянуть.

Деятельность группы Гилея313 на<с> не касалась вовсе, пока это было только морочание публики и кавардак. Но та форма, которую приняла эта деятельность теперь, не только вынуждает цыкнуть на размахавшихся, но просто вредна как для искусства, так и для нашего дела, и заслуживает особого отношения.

Я говорю не в качестве лица из публики, я говорю как мастер, впервые проповедовавший в России футуризм, я