в руке не давала спать. Рано утром на третий день в камеру вошел полицейский и приказал Ине и девушке, которую звали Дусей, выходить. У крыльца стоял толстый немец в солдатской форме. На ремне у него висел пистолет. Немец повел их по городу. На вопрос, куда их ведут, он ответил по-немецки: на работу!　

Привели на кухню офицерской столовой. Толстяк оказался поваром. Там уже работали две девушки. Они чистили картофель и мыли посуду. Когда Ина хотела вынести во двор таз с грязной водой, толстяк остановил ее и дал понять, что это сделает другая. Ина догадалась, что находится здесь под его охраной и что он за нее отвечает.　

После обеда девушки стали мыть посуду, а Ина уже ничего не могла делать: рука совсем распухла и боль становилась нестерпимой. Ина по-немецки обратилась к повару с просьбой отвести ее в больницу. Он согласился, снял халат, колпак и предложил идти вместе с ним. В здании больницы у перевязочной попросили подождать. Сели. Немец в нетерпении сосал пустую трубку, а закурить не решался. Наконец открылась дверь, и предложили войти в перевязочную. Конвоир сказал, что он пойдет курить. Руку осмотрела медсестра. Она обмыла рану и наложила повязку, приклеив ее клеем к руке. Все это отняло минут пять, не больше.　

Ина вернулась в коридор. Конвоира нет. Дверь во двор больницы открыта. Вышла. Сердце стучало так, что, казалось, слышны были его удары. Во рту стало сухо. Неполная поленница дров у забора. Медленно пошла к ней, взобралась на дрова. За забором никого. Спрыгнула и оказалась на улице.　

Сдержала себя, чтобы не побежать. Солнце сзади. Значит, идет на восток. Вот переулок. Прибавила шагу. Группа сосен. Там шоссе. Пошла левее. Навстречу люди. Кажется, что все знают о побеге. «Ничего, Инка, ничего, спокойнее. Еще немного — и ты уже за городом, а там… вон он, лес, на горизонте», — успокаивала себя Ина. Пересекла второе шоссе. Болото. Ручей. Теперь бегом! Побежала по воде, по осоке, снова ручей. Хотелось кричать от радости. Свобода, свобода! Лес все ближе. Пошла по берегу озера — не пошла, полетела. Вот он, желанный, милый лес! Заплакала. Побежала. Потом остановилась, обернулась, погрозила кулаком по направлению Пустошки и снова побежала.　

— Говорю себе, — закончила Ина свой рассказ, — успокойся, успокойся! Не спеши. Ориентируйся на восток. Ну вот, папочка, и все. На пятые сутки я уже была дома. Как видишь, и на этот раз все кончилось для меня благополучно.　

Утром 4 сентября наша бригада выступила в поход за линию фронта. 1-й Калининский партизанский корпус шел в составе нескольких бригад. В ночь с 10 на 11 сентября мы без единого выстрела пересекли линию фронта и двинулись в глубокий тыл противника.　

Итак, мы на территории, занятой противником. Остановились на привал. Перед нашей бригадой ставят первую боевую задачу по разведке на пути следования. Всему соединению предстояло перейти шоссе и железную дорогу Невель — Полоцк. Решено при переходе дороги совершить налеты на несколько станций, нашей бригаде напасть на Железницу, уничтожить там казарму, дзот, пути и шоссейный мост возле станции. Для нападения на казарму комбриг выделяет ударную группу в семь человек.　

Ина узнала, что она не включена в эту группу.　

— Папа, почему?　

— Не знаю, это дело комбрига.　

Дело доходит до слез. Командиру бригады приходится уступить.　

Готовимся к операции.　

Темная сентябрьская ночь. Проводник — из местных крестьян — заблудился и с большим трудом лишь перед самым рассветом вывел нас к станции. Надо было спешить. Беру с собой Ину и Колю Дудушкина. Втроем ползем к чуть чернеющей казарме. Подползли. Вокруг казармы бревенчатый двойной забор, между стенами засыпана земля. Повсюду бойницы. Ползем вдоль забора. Вход. Все тихо. Крадучись входим во двор казармы: никого. Посылаю Колю для вызова остальной группы. Быстро и тихо все подходят. Врываемся в казарму. Она пуста: видимо, немцы услышали движение бригады по лесу и ушли в дзот. В то же мгновение в воздух поднимается зеленая ракета — сигнал к нападению… Вторая наша ударная группа гранатами и минами разрушает дзот, а мы тем временем поджигаем казарму. Немцы открывают яростный огонь из станкового пулемета и винтовок, но задача уже выполнена, и мы медленно отходим в лес. Разрывные пули щелкают всюду.　

Я слежу за Иной. Она спокойна, только лицо стало серьезным. Другие бойцы ведут себя также уверенно.　

Светает. Накрапывает дождь. В условном месте собираемся на отдых в деревне Малые Залоги и, промокшие до последней нитки, но довольные, расходимся по избам. К вечеру Ина с несколькими товарищами отправляется в разведку дальнейшего маршрута.　

Так начались наши боевые будни.　

К 22 сентября мы вышли в район Шерстово — Беззубенки — Ерастовка. Ина несколько раз ходила в опасные разведки.　

Много было замечательных встреч. Запомнилась одна, на высотке около хутора Алексеенки.　

Ина лежала за песчаным бугром Я подошел и прилег рядом. Был ясный, солнечный, теплый день. Перед нами как на ладони поле. Слышалась сильная перестрелка. Немцы упорно лезли на нас.　

Хотелось пить. Послали одного из разведчиков на хутор за водой. Не успел он туда добежать, как из ближайшего кустарника показалась женщина с ведром. Она поднималась к нам на гору, поминутно останавливаясь. Ина бросилась к ней:　

— Бабушка, ты куда пошла?　

— А я к вам, детки. Вот молочка несу вам, желанные.　

— Что ты, бабушка! Здесь опасно.　

— А ничего, детка, я не боюсь. Попей-ка вот молочка. — Старушка протягивает Ине ведро. — Парное, детка, только что подоила. Коровка-то у меня тут, в лесочке.　

Мы усадили старушку за толстую сосну, так как изредка к нам долетали шальные пули.　

Мы пили молоко, благодарили добрую женщину. Старушка расспрашивала Ину о семье, и когда узнала, что я ее отец, то на глаза ее навернулись слезы.

— Детки мои, пришли сюда через фронт. Да как же это? Я-то думала, что вы здешние. А ты, дочушка, зачем пошла? Пусть бы мужчины воевали. Тяжело, поди, тебе. Не женское это дело. Страшно.　

— Что ты, бабушка! Вот ты же не боялась прийти к нам.　

— Ну я-то — старая, все равно скоро помирать, а тебе, дочушка, жить надо.　

— Вот, вот, бабушка, я жить хочу, потому и пришла сюда. Прогоним немца — и заживем на славу… Спасибо, бабушка, за молоко.　

Женщина поднялась, вытерла уголком платка набежавшие слезы. Ина обняла ее и помогла сойти с обрыва. И потом мы долго следили за женщиной, медленно удалявшейся в сторону хутора.　

Перестрелка тем временем прекратилась. Пришел связной от командира. Он сообщил,