она показала рукой, — надо построить красивое здание, от него вниз широкую лестницу. Здесь будут купальни, а на той площадке можно разбить цветники… Хорошо?　

— Мы приедем отдыхать сюда и будем вспоминать свою партизанскую жизнь, — подхватываю я, невольно поддаваясь настроению дочери. — Будем, как на Черном море, кататься на байдарках.　

— А мама будет сидеть вон там, у сосен, на скамейке и кричать нам: «Осторожнее, не утоните!» — вставила Ина. — Мама! Что-то она сейчас делает? Вот посмотрела бы на нас с тобой. — Ина повернула голову в сторону заходящего солнца, — Папа, папа, смотри, какая красота!　

Ночью мы вышли па операцию: намечено уничтожить два больших моста на шоссе Слободка — Холюны. Моросит мелкий дождь. Не видно ни зги. Люди идут друг за другом, держась за руки. Дождь усиливается. Постепенно одежда намокает. Холодно. В лесной деревушке взяли по два снопа соломы. Вышли к шоссе. Изредка по нему проходят немецкие машины. Пятерка разведчиков ползком направляется к мосту. Приготовили гранаты. Ина ползет впереди меня. Перед нами темнеет силуэт моста. Ина с кем-то из ребят тихо поднимается на шоссе. Напряженное ожидание. Сверху шепот.　

— Охраны нет, папа.　

Не верится: только за день до этого мост охранялся. Поднимаюсь на мост. Никого. Через десять минут бойцы приносят солому. Мост горит, но плохо, сырые бревна настила не загораются. Укладываем термитные шарики, и тогда сразу вспыхивает яркое пламя. Влево от нас начинается перестрелка: это вторая наша группа напала на проходящие немецкие машины. Второй мост тоже уничтожен.　

К рассвету становится холоднее, хотя дождь кончился. Уходим в лес. Одежда сохнет на теле. Подходит Ина.　

— У тебя нет кусочка хлеба?

В полевой сумке у меня оказался сухарь. Я отдаю его.　

Днем отдыхаем несколько часов в деревне. Потом движемся дальше. Ина все время в разведке. По пути громим волости. Разведчики то и дело вступают в перестрелки с карательными отрядами. Местная молодежь вливается в наши отряды. Сформированы два новых отряда. Мало оружия.　

Наблюдая за своей дочерью, я видел, что она довольна собой, удовлетворена сознанием, что она нужный и полезный человек. Я с гордостью смотрел на нее, видел, с каким уважением относятся к ней товарищи, как ценят ее командиры. Не скрою, что часто сердце мое тревожилось за ее судьбу. В опасные минуты я старался быть поближе к ней, чувствовал, что и она тоже следит за мной, стараясь быть рядом.　

Ине за ее подвиги командование партизанской бригады предоставило отпуск. Она уехала в родной Кашин.　

Как-то в комнату входит часовой и докладывает, что прибывший начальник разведки другого нашего отряда, по кличке Миша Петров, просит разрешения войти. Входит Миша (его настоящее имя Горбач Всеволод Иванович).　

— Александр Павлович, а я подарок привез!　

— Какой же?　

— Не угадаете, — улыбается Миша. — Самый дорогой. Вот через полчасика его привезут.　

И в самом деле, проходит с полчаса, и к дому подъезжает несколько саней, открывается дверь, в избу вбегает Ина. Она бросается ко мне на шею, обнимает, целует, передает тысячи приветов. Привезла она и много писем из дому, и табаку, который сумела сохранить и пронести через линию фронта. Табак в то время у нас был большой редкостью. Курили самосад, и, кстати сказать, очень скверный.　

К вечеру погода испортилась, самолеты не прилетели. Я мог свободно поговорить с Иной о том, что творится на Большой земле. Она без умолку рассказывала мне обо всем, а больше всего о маме и Рене, с которыми ей удалось провести целый месяц дома. Только под утро мы уснули.　

5 мая Ина тяжело заболела ангиной, а затем язвенным стоматитом. Мы жили в лесу. Ночи были очень холодные. Оставлять больных в таких условиях было нельзя, и мы помещали их на лесных хуторах. Через день-два приходилось перевозить их в новые места то на лодках по реке Великой, то на партизанских повозках. У Ины болезнь протекала очень тяжело, а в отряде не было ни одного медработника. Лечили своими средствами, но когда вся полость рта покрылась язвами, я решил привезти хотя бы фельдшера из участковой больницы. Задача эта была довольно сложная. Нужно было сделать так, чтобы немцы ничего не узнали.　

Ночью, взяв одного из разведчиков, я поехал в больницу. Разбудил фельдшера, стал уговаривать его приехать в условленное место для осмотра больной. На следующий день осмотр состоялся, но в распоряжении фельдшера был только ляпис, которым он и прижег язвы во рту Ины. Сколько мучений перенесла бедная девушка! Но она стоически выдержала все. После двух-трех прижиганий, которые затем делал я сам, Ине стало лучше. Однако она была очень слаба.　

В это время мы готовились к разгрому гарнизона противника в деревне Гужово Идрицкого района.　

В ночь на 26 мая должно было состояться нападение на гарнизон. Я вызвал к себе отряд. В первом часу начали переправу через реку. Вдруг среди бойцов, переходящих реку, я вижу Ину.　

— Зачем ты здесь? Ты окончательно погубишь себя. Ведь ты еле держишься на ногах, — шепчу Ине.　

— Папочка, разве я могу быть в такое время не с тобой?　

Спорить было бесполезно.　

Ворвавшись в деревню, мы без выстрела захватили командира роты и тридцать солдат. Пленных и оружие начали переправлять через реку. В этот момент в деревню возвращалось из разведки одно из отделений противника, ничего не подозревавшее о происходящем. Как раз под рукой не оказалось людей, а надо было действовать быстро.　

Подзываю Ину и кратко объясняю ей положение. Идем навстречу солдатам. Я рассчитываю на внезапность. Сближаемся. Вижу в предрассветном тумане пулеметчика, который держит пулемет на плече. Подходим вплотную. Я громко приказываю сложить оружие. Мгновение растерянности. Ина выхватывает винтовки из рук солдат. Пулемет уже в наших руках. Подоспевшие партизаны, окружив немцев, быстро их обезоруживают.　

Все произошло так быстро, что никто из пленных не успел сообразить, в чем дело. После они признались, что разобрались, к кому попали, только на другом берегу реки Великой, когда стало светать и на головных уборах наших людей обнаружились звездочки. А через два дня, на одном из допросов, пленный командир взвода поражался смелости девушки, отбиравшей оружие у его солдат.　

Сама Ина была довольна этой операцией. Нам достались богатые трофеи: миномет, два пулемета, тридцать винтовок, мины, патроны, продовольствие, кони и повозки.　

Не забуду, как после, на отдыхе, Ина угощала меня гоголем-моголем из трофейных яиц и сахара и все приговаривала:　

— Сегодня мы можем позволить себе эту роскошь!　

В этот день я подарил ей свой маленький пистолет, который ей так хотелось иметь.　

мая на заседании бюро