— Я люблю тебя, — прошептал он. — Не хочешь — не буду. Но не говори мне глупости. Мне лучше знать, как воевать. Ты поняла?

— Да.

Я закивала головой, на всё согласная, лишь бы в мои воспоминания не лезли. Потому что первое, что захочет увидеть Догода, как я девственность теряла. А это было настолько жарко и здорово, что ему лучше не знать, а то сдохнет от ревности.

— Я убью его, как ты просишь. Сам этого хочу. Ты достанешься сильнейшему. — Он подмигнул мне, выпрямился и повёл насильно к дому покойных Демонов. Но до дома мы не дошли. Я содрогалась от холода и внутреннего трепета. Вначале мелькнул Лес перед моими глазами, потом какое-то поселение, и вот ноги чувствовали мягкую траву, а передо мной возвышался холм с нашим домом.

Он великий колдун, для него пространство пересечь не проблема. Только вот войско он так просто не перекинет на Изничку. А дракон запросто в Лес придёт.

***

— У неё частично пропадала память. Было уже девять месяцев беременности, — рассказывал Геннадий Гурьянович. Он чистил креветки, а я подливала в его большую стеклянную кружку пиво. — С Пассарионом, твоим отцом, она идти не захотела. Пошла со мной.

— Ты спал с моей матерью? — посмотрела на него строго.

— Да, — самодовольно улыбнулся Догода, и я перелила пиво в его кружку.

— И как? — обиженно фыркнула я. — Как тебе с беременной?

— Отлично. А как тебе с насильником? — хмыкнул Геннадий Гурьянович. — Ардис тебе не рассказал, что насиловал твою мать в облике дракона?

— Это враньё. — Я забрала его кружку и стала глотать пиво, пока Догода не отобрал её у меня.

— Чистая правда. — Он недовольно сверкнул глазами. — Когда тебе исполнится двадцать лет, мы вернёмся к этому разговору.

Он о чём-то глубоко задумался, подставил мне тарелку с очищенными креветками.

— Что за рубеж? — спросила я. — Почему именно двадцать?

— Она так сказала. Ясная. Ей было очень много лет, и, хотя теряла память, все её поступки были правильными, и мы должны послушать её. — Он тяжело вздохнул, поджал губы. — Слушай меня, девочка. Оборотни – это люди, которые однажды смогли принять образ зверя, чтобы облегчить своё существование. Первая пара, которая собрала оборотней в отдельную расу, считалась царской, самой талантливой и сильной. Но самец однажды умер, оставив жить беременную жену.

— Это мне Ардис рассказывал, — гордо заявила я.

— Ты не хочешь слушать? — спокойно с глубокой тоской спросил Догода.

Жалко его стало. Я замолчала. И он продолжил:

— Древнейшая праматерь родила четырёх девочек. И отошла в мир иной вслед за супругом. В те времена было, как по писаному, одна пара навсегда. Встретились, полюбили и до смерти вместе. Одна из четырёх дочерей должна была унаследовать все таланты родителей. За такую, конечно, подрались самцы оборотней.

— Моя бабушка, её звали Ясная, маму звали Ясная, и меня зовут Ясная, — сказала я.

— Ты будешь слушать? — возмутился Догода, как возмущался Ардис. Не строго, с лёгкой усмешкой. И тут я поняла, что они похожи. — Ром пришёл. Блеснуть своими талантами, потому что считался самым сильным, ну и приз получить в виде будущей жены. Но в свои двадцать будущим Ром мало интересовался, женитьба не волновала, тем более через лет двадцать-сорок, он пришёл шкуры драть. Победителем вышел. Забрал ребёнка. И знаешь, что дальше было?

— Он отдал её на воспитание в семью брата, — я пыталась понять к чему он клонит.

— Точно,— согласился Догода и отпил из кружки. — Сейчас запомни, что я говорю тебе. Ром был молодым. Совсем ветреным и глупым. Ему в дальних походах и битвах ребёнок был не нужен. Дети его даже пугали. От юности своей от жены избавился. Он был наказан! Яся, он совершило ошибку! Не было рядом мудрецов, которые могли ему подсказать, что истинную одну оставлять нельзя.

— Но ты же меня оставил! — разозлилась я.

— Нет! Я не допустил такой ошибки, которую допустил Ром, — строго сказал Догода. — Ром вернулся, Ясна его не знала, зато слышала… Ничего хорошего о нём не слышала. Боялась его вначале, а потом, когда выросла не приняла. Это тебе Ардис рассказывал? Что Ром с Ясной враждовали и бились до крови? Истинная пара воевала, и тому же Ардису доставалось, да так, что он сбежал от них. А Ром беспрерывно лечился, потому что калечила Ясна постоянно. Никуда не денешься! Это в современном мире можно разойтись, Запасных себе напридумывали. Тогда нельзя было, на уровне инстинкта, природа так скрепляла, что до смерти деритесь, но не расходитесь.

— Такого он не рассказывал, — хихикнула я, представляя, как моего мальчика-зайчика гоняли дед с бабкой.

— Ты спрашивала, почему я тебя воспитывал, а потом отправил путешествовать по племенам? — хмуро смотрел на меня Догода. — Никакой бы чай не помог тебя взять, если бы дело не происходило в родном доме с родным оборотнем. Ты меня знаешь, Яся. Я с тобой очень много времени проводил. Ты думаешь, что мало, но это было всё, на что я был способен. Работа у меня тяжёлая, но я для тебя все секунды отдавал, с рук не спускал, чтобы знала меня. Я боялся совершить уже известную ошибку.

— А зачем путешествовать отправил? — надулась я.

— Как ты думаешь? — хитро прищурился на меня Догода. — Я бы тебя выдержал рядом, но побаивался, что сама попросишь. А так нельзя.

— А дракон себе позволил.

— В девятндадцать? Он вообще молодец, за это я ему башку откручу. Но даже в восемнадцать твоя мать просила к тебе не приближаться. А знаешь, что Пассарион о Ясной говорил?

— Что? — распахнула глаза и уставилась на него, что вызвало на лице волка умилённую улыбку.

— «Верь Ясной и мне верь. Береги её тайны, от этого зависит вся жизнь в Лесу. Война грядёт, Гена. Страшная война, на выживание. Любое слово может изменить историю». Вот, что сказал мне Пассарион. И я верю, что всё было сделано правильно, от твоего рождения на моих руках, до твоего путешествия и чая от тоски. И тебе я доверяю, девочка…

— Прекрати, — рявкнула я. — Не смей на совесть давить! Я с тобой только сплю, а сама дракона люблю. Если тебе мама сказала до двадцати лет меня не трогать, какого хрена ты меня в девятнадцать соблазнил?!

— Мама мамой, а борзеть не стоило! — огрызнулся Догода показав мне острые клыки, у меня таких не было. — Ты знала, что Ардис – гад! Он уничтожит Лес, если не сопротивляться, он вырежет все племена и лет через пятьдесят ворвётся в мир людей! С кем спала, су…

Он резко замолчал и начал глубоко дышать.

— Пошёл ты к чёрту! — заплакала я.

— Не пойду, — мягко и тихо сказал он и поймал мои руки в свои горячие ладони. — Ревную, это нормально. Не спрашивай ничего больше.

— Покажи флейту, — попросила я, решая прощать ему «суку», которую он до конца не произнёс или нет. Руки у него забрала.