еще больше, но и повлекло за собой целый ряд неудобств: пришлось наводить справки, ехать в полицию, потом — в суд, искать нужных людей, объясняться, отвечать на вопросы, — но все разрешилось благополучно, они считали, что она погибла, убита, лежит с отрезанной головой на дне какого-нибудь фламандского озера, голова отдельно, туловище отдельно, кто бы мог подумать, столько лет прожили вместе, но она оказалась жива и невредима, только боялась, что ей не позволят остановиться в доме, но печати сняли, следователь специально поехал с ней вместе, дом ей больше не нужен, только негде на это время остановиться, а потом она обязательно его продаст.

— Не останусь здесь ни за какие деньги, — говорила она, широко раскрыв голубые красивые глаза. — Вот только не знаю, кто его теперь купит. Мне сказали, что после окончания следствия и суда дом можно будет продать… Надо уточнить, как в таких случаях оформляется продажа.

Мы помолчали. Она была красива как раньше, хоть и немного изменилась, как будто чуть постарела. Ее нисколько не волновала судьба ее мужа.

— Вы уже развелись?

Она покачала головой.

— Пока нет. К сожалению, так быстро это не делается.

— Он против?

— Виктор? Нет.

Она замолчала, нахмурилась, стала смотреть в окно, в сад, потом передернула плечами.

— Как подумаю, что прожила с таким человеком столько лет, в одном доме, один на один…

— Ты думаешь, что это все правда? — спросил я.

— Что именно? — не поняла она моего вопроса.

— Что он на самом деле убийца…

— А как же? Он же сознался…

Она помолчала.

— Мы как-то отдыхали в Испании. Небольшой приморский городок. Возвращались из ресторана. Было уже поздно, темно, часов двенадцать. Решили пройтись по берегу… Берег там был — вернее, пляж — бесконечный, широкий. С одной стороны море, с другой — дюны за заборчиком с колючей проволокой, до которых от моря — метров, наверное, сто. Никого нет, только звезды, волны шумят, ноги в песке вязнут. Я отошла в сторону, чтобы…

Я понял, для чего она отошла в сторону.

— Вдруг — два пьяных парня. Я очень испугалась: темно, вокруг никого, ребята совсем пьяные, вряд ли понимают, что делают. Виктора не видно… Я кричу, зову его, а сама думаю: а вдруг он меня в темноте не найдет?! Пляж огромный, темно, вдруг он и не услышит меня? Сказал, что подождет, а что если пошел вперед? Но он услышал.

Не знаю, чего было больше в ее лице: боли, страха или отвращения.

— Мне до сих пор страшно вспоминать, как он их бил. В этом было что-то ненормальное, я об этом уже тогда подумала. Он их чуть не убил.

— Ты об этом в полиции рассказала? — спросил я.

— Конечно, ведь они спрашивали…

— Он же тебя защищал.

— Да, но… Когда людей продолжают избивать после потери сознания, душить… Ты просто не можешь себе этого представить! Он был в тот вечер в ботинках — которые мы взяли с собой, смешно вспомнить, чтобы ходить по каким-то окрестным горам, — его легкие туфли порвались. Так вот он этими ботинками бил их прямо в лицо! Прямо в лицо, уже лежавших без сознания! Песок был красный, можешь ты себе такое представить, красный, красный, красный и влажный от крови! У одного кровь шла горлом!

Ее сильно передернуло от отвращения, а глаза покраснели, словно в любую секунду эта красивая, тонкая, чувствительная женщина готова была расплакаться. Не знаю, можно ли в темноте увидеть, что песок «красный, красный, красный» от крови, даже в том случае, если идет она горлом. Разве что — влажный. Темный и влажный.

— Не знаю, можно ли это назвать защитой.

Она замолчала, взяв себя в руки.

— Сейчас мой друг должен прийти, — сказала она. — С минуты на минуту.

Понятно.

Я встал. Встала и она.

— Не буду тебя задерживать, — сказала она.

— Да, мне пора, — сказал и я.

И пошел к коридору к двери. В столовой стоял пылесос, рядом — ведро; швабра с грязно-серой тряпкой лежала на мраморном полу в кухне.

Она шла за мной, пропустив меня на несколько шагов вперед.

Дверь оказалась не заперта. Я нажал на ручку, открыл, вышел на дорожку перед домом.

Ей очень хотелось поскорее закрыть за мной дверь, я видел это, только необходимо было соблюсти приличия: попрощаться.

— Очень рада была с тобой поговорить, — сказала она.

— Мне тоже было очень приятно, — сказал я.

— Может, еще увидимся.

— Кто знает.

— Кстати, — сказала она, — пару дней назад ему пришло письмо из Москвы… Я думала заехать в суд, чтобы отдать…

— Если хочешь, я передам, — предложил я.

Она подумала, прикусив губу.

— Хорошо, сейчас…

Закрыла дверь, оставив меня на улице, через минуту вернулась; оставаясь за дверью, протянула письмо. Мы попрощались, и дверь была поспешно заперта.

Конверт был надписан, без сомнения, женским, почти детским почерком, неровным, мелким. В некоторых местах слова не умещались в голубоватых рамочках, сползали вниз или лезли наверх, словно автор писал вслепую, с закрытыми глазами.

Обратный адрес говорил о том, что письмо действительно пришло из Москвы.

Адресовать ответ следовало Анне Ивлевой.

5

Судя по нескольким штампам, стоявшим на конверте, письмо шло без малого три месяца; виной тому были несколько ошибок, допущенных девушкой и в названии улицы, и в названии городка, в котором жил Виктор. В конверте (к слову — надорванном и склеенном прозрачным скотчем) находился сложенный вдвое листок с наименованием гостиницы, ее же адресом, напечатанным по-русски и по-английски, телефонами, факсами, указанием, какими именно кредитными картами можно пользоваться постояльцам и какие именно рестораны постояльцы могут посетить. Письмо было небольшое, написанное очень просто на обеих сторонах листка тем же почерком, что на конверте.

«Дорогой Виктор, — стояло в верху первой страницы. — Я проснулась, а тебя нет. Как ты ушел, я и не заметила. Зато заметила, что ты взял мои деньги. Вначале разозлилась, а потом… Ты ведь меня не разбудил, когда уходил, вещи твои тоже здесь, значит, ты собираешься вернуться. Надеюсь, у тебя все в порядке. Потом я вспомнила, что ты сказал, что тебя сегодня ограбили. Наверное, ты поехал за деньгами и взял на такси. Я права?

Здесь на столе и конверты, и бумага, вот и решила тебе черкануть письмо. Твой адрес нашла на бирке чемодана. Будет смешно: уедешь к себе, конечно, забудешь обо мне, и вдруг приходит это письмо. Пойду прямо сейчас снизу отправлю. Хотела бы я увидеть твое лицо, когда ты это письмо получишь.

Ты у меня спрашивал, отчего я плакала. Тебе интересно