— Тихо! — шикнул на младших Гриша и сморщился, вслушиваясь. Со стороны оврага раздавались голоса.

— Отец с мужиками! — шепотом произнесла Натка и переглянулась с братьями.

— Никого там нет! — громко сказал Афонька. Гриша замахал на него рукой, а Натка пригрозила кулаком.

Тут из оврага раздался женский вопль.

— Мама! — вскрикнула Натка и стала карабкаться из землянки, за ней — Гриша и Афонька. Все трое побежали к оврагу, откуда теперь явственно слышался голос отца. Он бранил мать на чем свет стоит.

Мальчики направились к тропе, а Натка стала пробираться к оврагу напрямую, через заросли. Добравшись до его края, она посмотрела вниз и завопила не своим голосом. Отец оборвал ругань на полуслове и обернулся на крик дочери. Натка бросилась через заросли кустарника к ручью. Там в крови лежали мать и Никита, оба неподвижные. Внизу ее перехватил отец и силой потащил к тропе.

— Пусти к мамке! — орала Натка, вырываясь от него.

На тропе появились братья. Гриша бежал впереди, лицо темное, перекошенное, за ним — скулящий Афонька.

— Мамку убили! — закричала им Натка. Ребята остановились как вкопанные. Отец набросился с кулаками на дочь и бил ее на глазах у сыновей, пока она не упала.

— Вон отсюда! — взревел он и, оставив детей, пошел к своим товарищам. Те сидели кучкой рядом с убитыми и не обращали внимания ни на них, ни на ребят.

Дети вернулись в свою деревню поодиночке. Страшный долгий день кончился. Солнце уже упало в Латуру. Натка, сидевшая на берегу, услышала за спиной шаги, но головы не повернула: ей было все равно, кто приближался к ней. Это оказался Гриша. Он присел на песок рядом с сестрой и тоже, как она, стал смотреть на розовую реку.

— Афоньку не видела? — оборвал наконец молчание Гриша.

— Нет.

— Куда он делся?!

— Здесь ходит.

— Ты его видела?

— Видела.

— А говоришь — нет.

— Забыла.

— Ты чего?

Не дождавшись ответа, Гриша продолжал:

— Он боится, что бить будем. Это ведь он навел отца. Сам мне сказал. Ты не бей его, ладно? Он теперь как бешеный.

— Наплевать мне на него.

— Домой бы шла. Отца дома сейчас нет.

— Нет у меня дома. Нет у меня отца, — ответила Натка бесчувственно. Она сидела как деревянная — не двигалась, глядела прямо перед собой.

— Ты прям как мамка… — пробормотал Гриша и тоже замкнулся.

Молчание прервала сестра:

— Пойдешь со мной обратно в скит мать с Никитой хоронить?

— Когда?

— Сейчас.

— К чему сейчас-то идти? Ночь уже. Пойдем завтра.

— До завтра их звери изгрызут.

— Не изгрызут, — буркнул Гриша и съежился.

— Я пойду сейчас, — сказала Натка и встала как сомнамбула, не отрывая глаз от темнеющей воды.

— Одна?! — поразился Гриша.

Не обращая внимания на брата, Натка пошла прочь от реки.

От метро Измайловская, что находится на окраине Москвы, мы направились в лесопарк, примыкающий к станции. Утро было пасмурным, и по дороге нам попадались только бегуны и собачники. Когда и они перестали встречаться, Сова спросила:

— Что скажете о книге?

— Интересная рукопись.

Она недоуменно повернулась ко мне — наверное, не ожидала такой сдержанности.

— Как вас, кстати, зовут? — спросил я.

— Надя. Вы свое обещание сдержали?

— Конечно. — подтвердил я и спросил прямо: — Почему рукопись у вас?

Она усмехнулась:

— Вы думаете, конечно, что я ее украла.

— Я думаю, что вы ее нашли и не захотели вернуть в АКИП. Об этом узнали. Был скандал. Вас уволили. Правда, мне не ясны две вещи: почему она все еще у вас и что вы хотите от меня?

— Рукопись у меня потому, что теперь она — моя, — заявила Надя с вызовом. — Две вещи вы угадали: я ее нашла, и был скандал. Только одно с другим не связано. Скандал произошел не из-за того, что у меня обнаружилось «Откровение огня». То, что оно у меня, никто не знает — кроме вас.

Досадное признание: если это так, то у меня вряд ли были шансы убедить бывшую библиотекаршу вернуть рукопись в АКИП.

— Вы меня вызвали сюда, чтобы все объяснить. Я слушаю.

— Пообещайте, что это останется между нами.

Я дал честное слово.

— Книга и в самом деле украдена, — начала свой рассказ Надя. — Только украдена она АКИПом. Этот проклятый архив незаконно отобрал ее в 1938 году у одной семьи. Он эту семью погубил. Отец погиб в лагере, дети пропали без вести, спаслась только мать. Не АКИП, а она — законная хозяйка «Откровения огня». Книги не оказалось на месте, когда вы ее заказали, потому что она вернулась к хозяйке.

«Простая женщина, жительница Москвы», — раздалось у меня в голове эхо разговора с Парамахиным.

— Хозяйка «Откровения огня» позавчера умерла, — продолжила Надя. — Я была единственная, кто приходил к ней в больницу, а рукопись была ее единственной ценностью. Так одно соединилось с другим. За день до смерти она сказала мне, где спрятана книга. Теперь «Откровение огня» принадлежит мне — и принадлежит на законном основании, как наследнице. За право владения рукописью я должна была пообещать две вещи… Опять «две вещи»! — Надя рассмеялась. Смех у нее был дребезжащим. — Только что вы говорили о «двух вещах», теперь — я. Вас это не забавляет?

— Забавляет. Какие «две вещи»?

— Что я никогда не передам «Откровение огня» в АКИП и вообще ни в какое другое государственное учреждение. И что я найду способ опубликовать рукопись за границей, поскольку у нас здесь это исключено.

Новое обстоятельство обрадовать меня не могло. Надя посмотрела на меня с укором.

— Вы, наверное, думаете, что я хочу продать вам «Откровение огня». Нет, я этого не хочу. Да и не могу. Рукопись должна быть издана под мою ответственность — так потребовала Аполлония Максимовна.

— Это уже третья вещь. Выходит, вы пообещали не две, а три вещи.

— Вы считаете лучше меня! — признала она с нервным смешком.

Значит, старушку зовут Аполлония. Необычное имя для «простой женщины».

— Каким образом Аполлония Максимовна стала хозяйкой «Откровение огня»? — поинтересовался я.