– Конечно, – кивнула я. – Ты прав, и без того уже слишком много призраков в этой комнате.

– Слишком много призраков. Ты будешь еще вино?

– Заметил, – спросила я, – что мы не спим всю ночь, а у меня нет паники и ужаса? И я не бегу искать снотворное, которое ты мне прописал.

– Ты хочешь сказать, что это прогресс в твоем состоянии? Не искать в панике снотворное? Ты меня пугаешь, дорогая инопланетянка, я начинаю думать, что ошибся в диагнозе.

– Мой диагноз – умопомрачение в связи со слишком близким нахождением с объектом чрезмерной красоты, – промурлыкала я, прижимаясь плотнее к плечу Игоря.

– Значит, ты любишь меня только за внешность? – усмехнулся Апрель, лежа рядом со мной на своей упругой, почти твердой кровати. Он говорил как обиженная девочка, и делал это намеренно, преувеличенно надувая губы. Я расхохоталась и кивнула.

– А как ты думал? Только за нее, – я потянулась, а затем вытянулась, лежа на боку рядом с ним, уставшая, измотанная этой ночью, полной разговоров и любви. То, чего мне так не хватало. – Слушай, я не представляю, как мне идти на работу. Я же на ноги не встану, а ты? Но не пойти для меня не вариант, мне обязательно нужно быть на месте. Хотя бы для того, чтобы успеть написать заявление по собственному желанию.

– Счастливая ты, – рассмеялся Апрель.

– Считаешь? Думаешь, счастье – остаться без работы?

– Счастливые, говорят, часов не наблюдают. Это про тебя. Сегодня суббота. Уже три часа как наступила, так что можешь смело не спать дальше, ибо работать тебе придется сегодня только надо мной. – Игорь приподнялся на локте, навис надо мной, рассматривая мое лицо. Легкая, блуждающая улыбка на его лице делала его похожим то ли на ребенка, то ли на восторженного ученого, нашедшего какой-то редкий экспонат. Я закрыла лицо ладонями и шумно выдохнула. Вот я дура, совсем упустила из виду, что была пятница. Все на свете забыла.

– Это все ты, – сказала я, с трудом сдерживая улыбку, поглядывая на Игоря сквозь пальцы. – Ты и твои разговоры.

– Разговоры? – удивленно переспросил Апрель и склонился чуть ниже, поцеловал мои пальцы, прикоснулся к моим губам сквозь разведенные ладони. – А я думал, что это по-другому называется. Что касается разговоров, так мы еще и половины друг другу не сказали. К примеру, расскажи мне, как ты решила, что хочешь пойти учиться в этот свой Физтех? Не самое логичное решение для девочки-школьницы.

– Мой папа не хотел, чтобы я шла на фундаментальную физику, хотя я хотела. Но отец сказал, что мама меня убьет, если я пойду по его стопам. Тогда я и подала документы в Долгопрудный. Я хотела уехать из дома к чертовой бабушке и жить сама по себе. А на факультете прикладной математики и информатики была пара моих друзей. Такой вот компромисс.

– Компромисс?

– Но я же пошла навстречу папиным желаниям? Мама, правда, все равно нас чуть не убила. Знаешь, это ведь было очень глупо – не идти в МГУ, учитывая, что жили мы на Ленинском проспекте. Но так уж у меня проходил переходный возраст. Я нарушила волю родителей и поступила в другой вуз.

– А куда тебя мама хотела определить?

– Она мечтала об экономическом факультете. Отчасти ее мечта сбылась, когда туда поступила Лизавета. Но, видать, такая уж у нас судьба – разрушать мамины мечты. Лиза бросила учебу и перешла в какой-то частный институт психологии. Надеялась «починить» Сережу.

– Починить? – нахмурился Апрель. – Люди не ноутбуки, их не развинтишь отвертками.

– Почему же? Сегодня в хирургии такие вещи делают, с ума сойти…

– Фая, я же не об этом.

– Да понимаю я, о чем ты. А как ты решил стать врачом?

– У меня родители медики.

– Просто династия? – разочарованно протянула я, но потом снова оживилась: – А почему психиатром? Это ведь тоже не совсем типичный выбор для мальчика-школьника. Господи, я не могу представить тебя мальчиком-школьником, – усмехнулась я. – Мне кажется, ты родился на обложке мужского журнала, в майке и шортах, сонный и лохматый – прямо как сейчас. Ты мог бы зарабатывать миллионы.

– А это уже и правда обидно! – возмутился Апрель, но без энтузиазма. – Я не только симпатичное лицо. А как же душа? Кстати, мне интересно, а из какого фильма у тебя я?

– Не скажу, – усмехнулась я.

– Нет уж, говори, – потребовал Игорь, навалившись на меня всем телом. Я молча наслаждалась этой истомой, этим проявлением власти надо мной, и без того покорной, я любовалась лицом, которое было так близко к моему – всего несколько квантов до поцелуя.

– Ты – Фокс Малдер. Мы так назвали тебя еще до того, как мы с тобой начали… как бы это сказать… встречаться? Без одежды.

– А кто это – Фокс Малдер? – переспросил он, без тени осведомленности. – И кто это «мы»?

– Ты говоришь серьезно? – вытаращилась я. – Ты не знаешь?

– Кого ты имеешь в виду под «мы»? Предполагаю, что себя и сестру. Или себя и твою эту Машу Горобец. Очень надеюсь, что не себя и твоего бадминтониста Гусева.

– Ты не знаешь, кто такой Фокс Малдер? Господи, да разве такое возможно? Откуда ты прилетел? С другой планеты?

– Почти. С Владивостока, – рассмеялся Игорь. – А что, этот твой Малдер – известный товарищ?

– Ничего я тебе не скажу, сам теперь выясняй. Постой, с Владивостока? – переспросила я и немедленно села на кровати, скрестив ноги и подтянув одеяло почти до шеи. – Как ты оказался во Владивостоке?

– Я там родился, – пожал плечами Апрель и спокойно наблюдал за тем, как я в шоке хлопаю глазами и заодно ртом. Меня же разрывала мысль о том, что я успела переехать к этому человеку, пролить приличное количество слез по поводу его возможной потери, устроить полный кавардак в его квартире, пару скандалов, несколько совместных завтраков, походов в магазины, посиделок с племянником Вовкой, но я понятия не имела, что он родом из Владивостока. Я вообще не знала, что он откуда-то родом, даже не задумывалась об этом. Я была уверена – непонятно почему, – что Игорь из Москвы. Все москвичи живут в наивной уверенности, что нет ничего в мире, кроме Москвы. И еще что все остальные в нее «понаехали».

– Скажи что-нибудь, инопланетянка, – попросил он, растерянно улыбаясь. – А то мне кажется, что тебя парализовало.

– Я – чудовище, – пробормотала я, еще сильнее заматываясь в одеяло. Отчего-то мне показалось хамством сидеть голой в присутствии этого идеального незнакомца.

– Нет, ты не чудовище.

– Я ничего о тебе не знаю. Я – черствое, бесчувственное чудовище.

– Если тебе что-то интересно, так спроси. Ты ничего никогда не спрашивала, не стоит делать так, чтобы я же тебя утешал, – ответил Игорь сухим голосом. Я приложила ладонь к губам. Перед моими глазами промелькнула вся наша с ним совместная жизнь так, словно я падала из окна, как герой Гарсии Маркеса. Я вспомнила, как увидела Игоря в первый раз, в дверях его цветочного кабинета, такого идеального, словно он был пришелец из параллельной галактики «Совершенство», вспомнила его тихий, размеренный говор, когда уснула у Игоря в кабинете, прямо на его психиатрическом диване, о том, как я стеснялась синяка. Я – я – я. Папа часто говорил мне: Фая, «я» – последняя буква в алфавите.