– Твои родители там и сейчас? – спросила я.

– Да. Они обожают Владивосток, – добавил Игорь.

– Я никогда там не была. Какой он?

– Ветреный, – улыбнулся Апрель. – Там много воздуха, гораздо больше, чем тут, в Москве. Там есть море, его видно из нашего окна. Наша квартира на пятнадцатом этаже шестнадцатиэтажки, одной из первых шестнадцатиэтажек Владивостока. Большая роскошь по тем временам. Мои одноклассники прибегали ко мне посмотреть на море.

– В твоем голосе столько нежности, – пробормотала я.

– А в твоем – столько раскаяния, – и Игорь откровенно расхохотался. – Ты должна понимать, я профессионально квалифицирован слушать людей, задавать им вопросы, подталкивать на откровенность. Со мной всегда так, мне рассказывают все.

– И никто не спрашивает тебя ни о чем. Нет, теперь у меня море вопросов. Какое море ты видел из своего окна?

– Японское море.

– Вот! Значит, у меня есть Японское море вопросов о тебе. Как родители отпустили тебя в Москву? Почему ты уехал? Они навещают тебя тут? Ты ездишь во Владивосток? Сколько тебе было лет, когда ты уехал?

– Остановись хоть на мгновение, ты прекрасна в этой жажде познать меня с новой стороны, но я могу забыть все твои вопросы. – Игорь стянул с меня одеяло и притянул к себе, словно пытаясь снова завладеть моим сознанием через тело.

– Не сбивай меня и признавайся во всем. У тебя есть фотографии семьи? У тебя есть братья? Сестры? С кем ты дружил в школе? Чего ты боишься? Высоты? Воды? Темноты? Кто привил тебе любовь к цветам?

– С чего ты взяла, что я их люблю? – переспросил Апрель, неожиданно оживившись.

– Твой офис утопает в цветах, с другой стороны, в твоей квартире нет ничего, кроме мертвого искусственного деревца.

– И что же это говорит обо мне?

– Что ты двуличный? – предположила я.

– Я начинаю бояться тебя, – рассмеялся Апрель. – Господин Эраст Фандорин. Итак, по порядку. Родители отпустили меня в Москву, так как это было уже после ординатуры, которая идет после интернатуры. Меня пригласили в Москву работать, и не было никаких причин отказываться. Кроме того, я хотел уехать из Владивостока.

– Почему? – сощурилась я, и смутный образ незнакомой женщины без лица промелькнул где-то в моем подсознании. Интуиция подсказала. Если мужчина покидает любимый город, он бежит от женщины. Игорь отвел взгляд, помолчал, а затем ответил, но на другой вопрос.

– Родители приезжали в Москву один раз. Я езжу к ним каждое лето. Во Владивостоке прекрасная рыбалка.

– Ты рыбачишь? – переспросила я, пытаясь представить моего холеного мужчину в резиновых сапогах «по самое не могу» и с удочкой в руках.

– Рыбачишь? Во Владивостоке все рыбачат, моя дорогая. Мы с отцом рыбачили везде, где только можно и нельзя. Но я больше всего люблю морскую рыбалку, это когда на большом катере или, скорее, яхте выходишь в море – подальше, чтобы никаких берегов видно не было. Для этого нужно идти не меньше двух часов, только там рыба будет не потревожена. Там и ловишь. По полчаса на одном месте, затем меняешь локацию. Можно поймать камбалу, черного окуня, даже гипероглифа. Крабов ловили, кальмаров.

– Ты скучаешь по дому?

– В Москве живу уже почти десять лет. Я привык, – ответил Игорь так, что стало совершенно ясно, он хоть сейчас запрыгнул бы на корабль.

– У тебя есть фотографии? – спросила я вдруг. Игорь со вздохом повернул меня к себе и щелкнул по носу.

– Отчего ты перестала быть нормальной эгоисткой, которая говорит только о самой себе?

– Это было неизбежно, разве ты не понимаешь?

– Ты же любишь меня только за внешность, – поддразнил Апрель. Я потянулась, чмокнула его в изгиб между носом и щекой, посмотрела в сторону окна – небо неумолимо светлело. Мы ужасно устали, но это была та усталость, которую не заполучить, если ты не влюблена.

– Я влюблена в тебя, – удивленно пробормотала я. – Всерьез, по-настоящему.

– Почти так же, как была влюблена в своего журналиста?

– Фотографии! – потребовала я.

– Может быть, мы немного поспим? – взмолился Игорь, но я помотала головой. Покой нам только снится. – Я не так молод, Ромашка, чтобы вести задушевные разговоры ночи напролет.

– Это ты просто не пробовал, – возразила я.

– Знаешь, что? Я больше не могу. Я спать, а ты как хочешь. Где-то в этом бардаке валяются и мои альбомы с фотографиями, – и Малдер демонстративно откинулся назад, разбросал руки в стороны и закрыл глаза. Его грудь мерно вздымалась вверх и вниз, вверх и вниз.

– Ты еще захрапи, чтобы было убедительно, – хмыкнула я, и он немедленно последовал моему совету. Я подобралась к Игорю поближе, принялась тихонько дуть на его волосы на груди. Запах его сильного тела отбивал всякое желание спать. Я прикасалась губами к волосам, не касаясь кожи, я знала – это щекотно, но Апрель терпел. Вдруг я подумала, что если когда-нибудь выйду за него замуж, то тоже стану Апрелем. Вечный день дурака. Я поцеловала его в изгиб посередине груди, затем поднялась выше и поцеловала в ямочку под горлом. Запрокинув голову наверх, Игорь открыл мне туда доступ. Я приподнялась и посмотрела на его якобы спящий лик. Потом поцеловала в щеку, в висок. Я могла нацеловаться вволю, и Игорь мог сколько угодно делать вид, что ничего не чувствует, – спящая красавица, но было кое-что, что выдавало его. Кое-что, чего я и добивалась, чему не может противостоять ни один мужчина.

– Доигралась? – спросил Малдер, внезапно открыв глаза. Он откинул одеяло, и я улыбнулась шаловливой и немного победной улыбкой.

– Хочешь мне отомстить?

– Я накажу тебя. Ты лишаешь меня сна.

– Так и было задумано, – прошептала я, когда Игорь набросился на меня с наигранной яростью. Он схватил меня за запястья, не давая мне больше пошевелить руками. Эта любимая игра, в которой я – слабая женщина, легкая добыча, сопротивление которой только распаляет страсть.

Страсти между нами было предостаточно.

Позже Игорь все же заснул, усталый, довольный покоритель влюбленных в него женщин, а я окончательно потеряла желание спать. Тело болело, ныло, стонало от счастья, и я наслаждалась каждым мгновением этого чувства. Мои руки и тело пахли Апрелем, но мне этого было мало: я нацепила его рубашку на голое тело и пошла осматривать устроенный нами кавардак.

«Я хочу, чтобы мы будто вместе заехали в эту квартиру. Вместе раскладывали вещи, искали им место».

Хорошая мысль. Надо признать, с чем с чем, а с хорошими идеями у Игоря перебоев нет. Значит, мы только переехали сюда. Сняли вместе квартиру. Молодая пара. Хорошая игра. Никакого прошлого, только будущее, светлое, как его нежно-голубые и бежевые рубашки. Я смотрела на вещи, трогала их, подносила к лицу. Запах – самый мощный индикатор совместимости. Мое тело хотело рожать детей от мужчины с таким ароматом. Апрель вывалил все вещи из шкафов, словно открыл мне свой внутренний мир, просто вытряхнув содержимое шкафов. Как «психологично» это его решение. Я неторопливо перебирала его рубашки, рассматривала галстуки, костюмы – прямо из химчистки, в плотных пленочных пакетах. Я обратила внимание на кучу старых ежедневников, которые тоже лежали на виду, словно предлагая себя прочитать. Там были расписания встреч, обведенные в кружок часы и приписанные адреса. В них были чьи-то номера телефонов, какие-то суммы денег – то ли данные в долг, то ли полученные в зачет чего-то. Там были номера электронных билетов на самолеты до Владивостока, маленькая фотокарточка: на ней Игорь был совсем еще ребенком, он сидел на пластмассовом коне на колесиках, рядом с ним стояла его мама (предположительно) – высокая женщина с каштановыми волосами, в коричневом платье, с усталым лицом. Красивая, сухопарая – эдакая грациозная мама-жираф, а с другой стороны, словно и не с ними вовсе – его папа-жираф, от которого Апрель унаследовал свою холодную, с сигналом «стоп», внешнюю привлекательность. Его отец был высокий и стройный: военная выправка, строгое лицо, внимательный взгляд. Мужчины высшей пробы. Руками не трогать.