Он прибыл на Эспаньолу с той же флотилией, что и губернатор Овандо, а поскольку тот тоже был из Эстремадуры, то оказал протекцию юноше, выделив ему некоторое количество земли и нескольких индейцев. Теперь же, с приходом вице-короля Диего Колумба, в судьбе Эрнана Кортеса наступили перемены, и он не видел для себя иного покровителя, кроме их наставника дона Алонсо.

– Сеньор капитан, – говорил он, – рассчитывайте на меня как на верного солдата для экспедиции в Верагуа. Не только туда, но и в саму преисподнюю я с удовольствием отправлюсь за вашей светлостью.

Охеда также с симпатией смотрел и на другого эстремадурца, чуть постарше, замкнутого и немногословного. Его звали Франсиско Писарро, и он приехал на Эспаньолу с одной из следующих экспедиций после прибытия Овандо.

Он был лет на пять-шесть старше дона Алонсо и потому считался стариком в среде всей этой жаждавшей славы и приключений молодежи. Однако это не мешало ему относиться к дону Алонсо с уважительным восхищением, словно тот был его отцом или страшим братом. Это чувство побудило Писарро в одной из первых бесед рассказать рыцарю Пресвятой Девы всю свою историю.

Франсиско Писарро считал себя не менее знатным, чем остальные, хотя и был незаконнорожденным, что, впрочем, в те времена бастардов, занимающих высокое положение даже в самых знатных кругах, не считалось непоправимым изъяном. Отец, так и не признавший его своим сыном, был воином, капитаном Гонсало Писарро, которого земляки из Трухильо прозвали «Римлянином», поскольку большую часть своей жизни он сражался в Италии под командованием Великого Капитана[18], а затем и под знаменами Цезаря Борджиа, сына последнего папы римского. Мать Франсиско, скромная женщина по имени Каталина, была служанкой в монастыре Трухильо, и во время одного из кратких визитов на родину капитан сделал ее своей любовницей.

Потерявший мать и брошенный отцом Франсиско пас свиней в полях Эстремадуры. Он рос сиротой, не научился ни читать, ни писать, однако обладал природным талантом в воинском деле и умел командовать людьми. Юноша пешком дошел до Италии, чтобы стать солдатом и сражаться рядом со своим отцом, но предусмотрительно хранил молчание об этом периоде своей жизни. Возможно, «Римлянин» или «Длинный», как еще называли его отца из-за высокого роста, не захотел признать своего внезапно объявившегося сына.

– И вот я здесь, дон Алонсо, – скромно и серьезно закончил он. – И если вашей светлости нужны верные люди, немногословные, без бравады, не знающие страха и не отступающие никогда, тогда вот он я, к вашим услугам.

Был у Охеды еще один поклонник, с которым он частенько беседовал и который не входил в этот круг искателей приключений, высокомерных, отважных и обидчивых, недовольных нищетой, влекомых опасностью и смертью, проевших и пропивших свои плащи.

Этим человеком был лиценциат Мартин Фернандес де Энсисо, живший в одном из новых каменных особняков и считавшийся одним из самых талантливых и богатых адвокатов в Санто-Доминго. Всего за несколько лет он заработал две тысячи кастельяно золотом, или двенадцать тысяч дуро, состояние значительное в те времена нехватки денег. Так сильна была страсть испанцев к судебным тяжбам в этой едва зародившейся колонии, где до сих пор не хватало для жизни многих элементарных вещей.

Этот молодой адвокат с отважным характером был таким же поклонником меча и шпаги, как и большинство его клиентов. Недовольство своим текущим положением – тайная болезнь большинства мужчин, отравляющая их благополучие. Под влиянием атмосферы этого города он мечтал о завоеваниях неведомых земель, полных золота. Поэтому ему нравилось общаться с Охедой, и адвокат с восхищением слушал его рассказы о дерзких приключениях.

Дон Алонсо в свою очередь осторожно подогревал авантюрные устремления юриста. Склонный, как все военные, направить в дело любые ресурсы, которые окажутся в его распоряжении, Охеда размышлял о двух тысячах золотых кастельяно адвоката и о том, как можно будет их использовать для будущей экспедиции.

Помимо общения с шумной компанией с перекрестка Четырех улиц и бесед с адвокатом Энсисо отважный идальго время от времени навещал жену Фернандо Куэваса в ее саду в окрестностях города.

С появлением в Санто-Доминго большого количества дам из Испании обычаи в городе стали меняться. Женой вице-короля дона Диего Колумба была донья Мария Энрикес – племянница герцога де Альбы и родственница самого короля дона Фердинанда Католика. Христофор Колумб, этот бывший «человек в рваном плаще», сумел добиться того, что его сын женился на девушке из среды высшей испанской знати, принадлежавшей к королевской семье, но при этом до самой своей смерти не переставал жаловаться на неблагодарность королей.

Вице-королева организовала в Санто-Доминго некое подобие королевского двора. Она привезла с собой несколько девушек – знатных, но небогатых, чтобы выдать их замуж за состоятельных колонистов. Санто-Доминго, который до этого напоминал военный лагерь, постепенно перенимал обычаи Севильи и других испанских городов. Мужчины вновь начали следить за своим внешним видом и вспомнили о приветствиях и других жестах вежливости, которые раньше, много лет назад, использовали у себя на далекой родине, пока война и экспедиции в этом враждебном к белым людям мире не вынудили их загрубеть.

Днем состоятельные идальго ходили с переброшенным через локоть плащом, держа левую руку на эфесе шпаги, а правой искусно снимали украшенную перьями шляпу, чтобы поприветствовать дам, прогуливавшихся с женой вице-короля по берегу реки. По ночам на улицах города звучали виуэлы, и любовные серенады заполняли шепотом и смехом оконные решетки домов, увенчанные железными крестами.

Дон Алонсо появлялся в своем доме лишь для того, чтобы поесть или поспать, словно старался избежать общения со своей верной индианкой Изабель и маленькими ребятишками-метисами, которых она ему подарила.

При любой возможности он навещал дом Лусеро, своим присутствием там стремясь подчеркнуть, что жена его верного товарища не должна чувствовать себя покинутой и всегда может рассчитывать на его защиту.

В действительности же Лусеро была вполне самодостаточна, поскольку с шестнадцати лет привыкла к опасностям и неопределенностям экстремальной жизни на новых землях.

Вдвоем со своим сыном, который уже превращался в юношу, мужественного и храброго, как его отец, она и за городом жила с ощущением безопасности, словно в центре, у перекрестка Четырех улиц.

Уезжая, Фернандо оставил дома свой щит, воинский меч, копье и арбалет, из которого учился стрелять непоседливый Алонсико. Кроме того, Лусеро хранила свой собственный кинжал еще с тех времен, когда они жили на рудниках и находились в состоянии постоянной тревоги из-за близости восставших индейцев. А потому она лишь улыбалась, когда дон Алонсо, навещая их дом по вечерам, пытался вынудить ее признаться, что она боится жить в одиночестве.