Колумб так и не разбогател, поскольку рудники на Эспаньоле, которые он поначалу принял за копи царя Соломона, не приносили достаточного количества золота, и следовательно, та часть, которая полагалась ему лично, была совсем небольшой. Общая стоимость золота, отправленного в Испанию за несколько лет, составила всего лишь сорок тысяч дуро. Тем не менее, несмотря на относительную скудость своего капитала, адмирал жил как вельможа и подчеркивал свое высокое положение в обществе большим количеством прислуги, сопровождавшей его повсюду.

Смерть настигла его в Вальядолиде, куда в сопровождении семи слуг он отправился, пытаясь добиться встречи с королем доном Фердинандом, который становился все более озабоченным как из-за семейных проблем, связанных с дочерью и зятем, так и из-за враждебно настроенной кастильской знати, собиравшейся принудить его отказаться от короны Кастилии и вернуться в своё королевство Арагон.

Доктор Акоста рассказал Куэвасу некоторые подробности смерти своего бывшего протеже, адмирала дона Христофора.

В последнем завещании Колумб наконец вспомнил о Беатрис Энрикес, демонстрируя раскаяние за неблагодарность по отношению к ней, однако ограничился лишь тем, что наказал своим сыновьям не забывать о Беатрис, но при этом сам не выделил ей никакого дохода.

Куэвас впоследствии много раз вспоминал то, что говорил ему доктор Акоста о неблагодарности всех Колумбов. Они уделяли внимание лишь тем, кто принадлежал к их роду и племени.

Годы спустя в Санто-Доминго Фернандо повстречал Диего Мендеса, совершившего для спасения адмирала то самое грандиозное плавание на утлом каноэ от берегов Ямайки к Эспаньоле. Он также оказался среди тех семерых, кто находился рядом с Колумбом, когда тот умирал в Вальядолиде, и адмирал отрекомендовал его своим сыновьям. Однако когда старший из них, дон Диего Колумб, стал вице-королем Санто-Доминго, Мендес не смог получить у него даже самую плохонькую работу.

Хуан де ла Коса частенько сопровождал Куэваса в его визитах к доктору Акосте, и они беседовали о бредовой географии Колумба и его чудовищных научных ошибках.

Адмирал так и умер, будучи уверенным, что открыл западный путь в Азию. В свои последние дни он писал папе римскому и хвастался, что исследовал триста лиг азиатского побережья и множество островов, среди которых был Сипанго.

– Он верил в то, что наш мир, – говорил Акоста, – намного меньше, чем он есть на самом деле, и что моря занимают лишь седьмую часть его поверхности. Он отметал все то, что ставило под сомнение принадлежность к Азии всех этих земель, из которых прибыли ваши сиятельства… Ученые люди уже представляли истинный размер нашего мира из трудов Птолемея и многих других, а также то, что моря занимают большую часть его поверхности, и потому мы всегда выступали против бредовых идей Колумба. Но тут неожиданно появились эти новые земли, о существовании которых никто и не подозревал, земли, которым адмирал не придавал значения… да и мы тоже.

Акоста прервался на мгновение, с некоторым смятением покачал головой, а затем продолжил:

– Кто знает, быть может однажды простой народ признает этого необразованного фантазера большим ученым, опередившим свое время, а нас, тех немногих, кто имел знания, более приближенные к реальности, потомки будут считать за ослов!

Доктор Акоста обсуждал с Хуаном де ла Косой взгляды европейских ученых на последние открытия покойного адмирала.

Его интересовало лишь первое плавание. Остальные сопровождались рассказами, полными таких фантастических неточностей, что ученый мир все чаще оставлял их без внимания. Адмирал не описывал увиденные земли как положено исследователю. Он подгонял эти описания к тому, что вычитал в книгах, и к своей выдуманной географии Азии.

Всем этим, наверное, и можно объяснить всеобщее безразличие к смерти адмирала и забвение его имени.

Акоста не верил в богатства Верагуа, как и в то, что Куба является оконечностью Азии, а та река, которую видел адмирал, спускается прямо из рая. Его удивляло то, что такой практичный человек, как Хуан де ла Коса, так хорошо разбирающийся в космографии, рискует всем своим состоянием, чтобы вновь открыть копи царя Соломона, найденные адмиралом в Верагуа: те самые, которые, по свидетельству Колумба, «дали царю Давиду три тысячи кинталей[17] золота из Индии, и он оставил их в наследство Соломону на строительство Храма».

Знаменитый штурман потеряет свое состояние на этом деле.

– Я, – говорил доктор, – не собираюсь вкладывать ни единого мараведи в эту экспедицию, даже несмотря на мое участие в жизни Фернандильо и его жены. Ограничусь тем, что постараюсь получить для вас необходимое разрешение у короля. Это ваши сиятельства по долгу службы солдатами и моряками охочи до подобных приключений.

Переменив тему, Акоста рассказал об Америко Веспусио, которого в Севилье звали Мериго Веспуче: после плавания тот написал рассказы о своих путешествиях и теперь без дела слонялся по городу.

В понимании доктора он был мечтателем, походившим на Колумба, как копия обычно похожа на оригинал.

– В разговорах он приписывает себе подвиги других, – рассказывал Акоста. – Будто бы он был капитаном в том плавании, где являлся лишь учеником штурмана. Сеньор Хуан де ла Коса, ваша милость должны знать об этом, поскольку именно вы являлись его наставником и первый раз вывели в море.

Доктор снова лишь покачал головой, так же как и в тот момент, когда говорил о будущей славе Колумба, и грустно сказал, словно обладал даром пророчества:

– Кто может знать, какая судьба ждет эти рассказы Веспуче, после того как их напечатают!

Но он даже не мог и представить себе, что эти рассказы ученика Хуана де ла Косы, такие же бессмысленные с географической точки зрения, как и записки Колумба, хотя и лишенные наивной романтики адмирала, будучи напечатаны маленьким академическим обществом в Сен-Дье, рядом с горами Вогезы, в качестве предисловия к новому изданию Птолемея, и послужат тому, что новые земли, которые адмирал Христофор Колумб всегда считал Азией, получат имя Веспусио, а весь мир с легкостью примет их название – «Америка».

Так был забыт Христофор Колумб – человек, умерший в Вальядолиде, который безуспешно искал Империю Великого Хана.

Одним из самых посещаемых жителями Санто-Доминго мест был перекресток под названием Четыре улицы, получивший это имя, поскольку являлся пересечением двух главных транспортных артерий города. Губернатор Овандо очень заботился о расширении и благоустройстве города, и к 1508 году, когда его сменил второй адмирал, – дон Диего Колумб, унаследовавший от своего отца дона Христофора титул вице-короля Индий, Санто-Доминго приобрел облик крупного города.