Встав, Лусеро продолжила:

– И ваша светлость считает себя рыцарем? Прийти сюда и попытаться силой украсть жену товарища, который всегда был готов пожертвовать своей жизнью во имя дружбы с вами, который уехал в далекие края трудиться на благо вашей светлости! Вам не стыдно при мысли о том, что скажет о вашем бесчестном поступке Пресвятая Дева, ваша заступница?

Оба неподвижно замерли лицом к лицу, лишь в нескольких шагах друг от друга. Охеда стоял, опустив руки и склонив голову на грудь, глядя в пол, а по лицу его сбегала струйка крови. Имена отсутствующих друзей, упоминание Пресвятой Девы, рыцарем которой он называл себя, привели его в чувство, заставили устыдиться и присмиреть. Он был похож на пьяного, недавно очнувшегося от белой горячки при помощи сильнодействующих лекарств.

Его вид был таким жалким, что Лусеро, забыв о своей ярости, смотрела на него с состраданием.

– Уходите, дон Алонсо, – сказала она. – По счастью, мы были одни, и я верю, то, что произошло между нами, никогда не повторится. Что касается меня, я уже забыла об этом.

Рыцарь Пресвятой девы шаг за шагом отступал к выходу. Вдруг он резко обернулся, словно намеревался повторить свое нападение.

Лусеро не пошевелилась. Она спокойно сидела, словно прочла его мысли.

Она наблюдала, как дон Алонсо опустился перед ней на колено, одновременно ища ее пальцы.

Трижды он поцеловал ей руку, орошая капающей с лица кровью и своими слезами.

Он не произнес ни слова, но Лусеро догадалась о значении этих поцелуев, которые словами раздавались у нее в ушах:

– Благодарю вас! Благодарю!..

Отважный идальго, такой неистовый и непостоянный в своих страстях, был благодарен ей за это отчаянное сопротивление, за то, что ее призывы помешали ему совершить бесчестный поступок по отношению к своему лучшему брату по оружию.

В порту Санто-Доминго почти одновременно на якорь встали две небольшие флотилии, прозванные испанцами «маленькими армадами», которые должны были отправиться на завоевание знаменитых золотых берегов Ганга.

Во главе первой флотилии, состоявшей лишь из двух каравелл, прибыл Хуан де ла Коса. Он вынужден был проявить воистину чудеса экономии, чтобы приобрести в Португалии эти два судна, поскольку на данный момент был единственным значимым спонсором этой экспедиции.

– Мой карман, – говорил достопочтенный мореход, – не так уж и полон, а у моего компаньона Охеды – так и вовсе пуст.

Поначалу дон Алонсо не мог скрыть своего разочарования, слушая рассказ только что прибывших Хуана де ла Косы и Фернандо Куэваса. Но затем сказал, что ему приходилось принимать участие и в не менее рискованных предприятиях с гораздо большей нехваткой средств, и в конечном итоге – даже с воодушевлением принял эту флотилию, которую стал называть «моя армада».

На этих двух кораблях прибыли двести искателей приключений, воодушевленных рассказами о дивном Верагуа, слухи о богатствах которого разносились по испанским городам. В колониальной жизни они были новичками, не знакомыми ни с местной пищей, ни с местными болезнями, однако все как один – смелые и закаленные в войнах Старого Света бойцы, что их будущий командир ценил превыше всего, а потому он встретил их с особой симпатией. Эти новобранцы послужили хорошим дополнением к группе ветеранов колонии, среди которых были и Писарро с Кортесом.

Энтузиазм дона Алонсо несколько поутих, когда вернувшиеся из Испании посланники рассказали ему о результатах своей миссии и, в особенности, о том, как им пришлось противостоять Диего де Никуэсе, наследнику богатой семьи, с его состоятельными друзьями и покровительством дяди короля, в доме которого он воспитывался.

Король Фердинанд Католик, которого непрерывно одолевали вельможи с настоятельными рекомендациями в пользу то одного, то второго просителя, в итоге принял решение в пользу обоих, разделив между Охедой и Никуэсой привилегию на завоевание так называемого Материка, который в свое время исследовали и Колумб, и Бастидас, и Хуан де ла Коса.

Он наделил обоих высокими полномочиями, званиями и почестями, но не дал ни кораблей, ни денег. Вся поддержка короны выразилась в оформлении бумаг и титулов. Он разделил Материк вдоль так называемого Дарьена – спустя годы получившего название Панамский перешеек – на две провинции с границей, пересекавшей залив Ураба. Восточная часть, что тянулась до мыса Вела, получила от короля название Новой Андалусии – нынешние берега Колумбии – и досталась Алонсо де Охеде. Его соперник Никуэса получил в управление Кастилию-дель-Оро – современные республики Панама, Коста-Рика и частично Гондурас, то есть те территории, которые Колумб называл общим словом Верагуа. Каждый из губернаторов должен был построить на выделенной ему земле две крепости и в течение десяти лет имел право пользоваться всем, что принесут ему открытые там золотые месторождения.

Охеда впал в уныние, узнав, что Никуэса заполучил знаменитую землю Верагуа, однако Хуан де ла Коса, первый исследователь залива Ураба и других побережий новоиспеченной Новой Андалусии, внушил капитану, что его земли также полны золота и смог поднять ему настроение. Впрочем, это не составило труда, поскольку отважный дон Алонсо всегда быстро увлекался прекрасными иллюзиями и надеждами, при этом не пренебрегая мыслью о вторжении на земли соседа, если его собственные окажутся недостаточно богатыми.

Когда несколько дней спустя флотилия Никуэсы вошла в порт, приподнятое настроение Охеды вновь испортилось. Никуэса прибыл во главе четырех больших кораблей и двух бригантин, полностью обеспеченных провизией и всем необходимым для экспедиции.

Никуэсе удалось завербовать в Испании гораздо больше людей, чем посланникам Охеды, и вдобавок ко всему, в то время как две каравеллы де ла Косы шли напрямую к Эспаньоле, Никуэса остановился на одном из Карибских островов, где захватил в плен сотню индейцев, рассчитывая продать их на невольничьем рынке в Санто-Доминго по хорошей цене, поскольку выносливые карибы были лучше пригодны для работы, чем слабые и нерадивые гаитяне.

Рыцарю Пресвятой Девы стоило немалых усилий скрыть свою ярость при виде разницы между двумя флотилиями: шесть кораблей Никуэсы величаво покачивались на виду у любопытствующих жителей Санто-Доминго, в то время как его две каравеллы на фоне соседних кораблей казались даже ниже классом.

Вскоре он обратил внимание на то, что искатели приключений с перекрестка Четырех улиц избегают общения с ним и стремятся попасть в участники экспедиции Никуэсы. Большинство этих своевольных горлопанов поспешили предложить свои услуги губернатору Кастилии-дель-Оро, у которого была возможность щедро платить своим людям.

Тем не менее самые отважные солдаты колонии остались верны дону Алонсо. Суровый Франсиско Писарро всегда приветствовал губернатора Новой Андалусии грубоватыми словами преданности.