«Одной слезы будет достаточно, – подумала Ева, – больше я не смогу выжать из себя».

Годы изменили Еву, сделали ее черствой. Пройдя настоящий ад, сложно снова научиться плакать. Она села и взяла в руку горсть песка. Вход в рай был совсем близко, возможно, уже сегодня она встретится с Богом.

* * *

Лес закончился. Смеркалось. Когда Ева выбралась из густого елового подлеска, перед глазами ее предстала зеленая равнина, уходящая вдаль и сливающаяся на горизонте с белыми облаками, налипшими на голубое полотно неба. Прохладный ветерок колыхал грязные растрепанные волосы Евы, местами сбившиеся в колтуны. Девочка морщила черное от копоти лицо, глядя в солнечную даль. Изорванные лохмотья после озера так и не высохли до конца из-за похода через сырой лес.

Постояв пару минут, Ева продолжила путь.

– Сейчас, дорогая моя, скоро мы уйдем отсюда! – я сел возле Евы.

Дочь посмотрела мне в глаза, потом на нож, потом снова на меня. Я взял ее руку и повернул ладонью вверх.

– Не волнуйся, малышка, мы уходим. Мы уходим отсюда, – сказал я и погладил ее по волосам.

Поняв, что ребенку будет страшно видеть кровь, я снял с себя майку, сложил ее в несколько раз и положил ее Еве на глаза. Из коридора раздался громкий удар. Я понял, что фантомы ломают дверь. Времени нет. Взяв Еву за кисть, я провел ножом по ее венам на запястье. Из маленькой детской руки хлынула кровь, впитываясь в грязную, засаленную простыню. Я посмотрел на лицо дочери, прикрытое футболкой.

– Мы уходим, Ева, – шепнул я, – уходим в рай.

Удары, доносящиеся из коридора, не стихали. Я вспорол дочери вены на второй руке, а потом принялся за себя. Лезвие вошло в плоть моего предплечья глубже, чем надо. Вторую руку себе я резал осторожнее. Не знаю зачем. Просто мне показалось, что излишняя экспрессия в таком деле не нужна. Я лег возле Евы в лужицу крови. Лежал на животе и обнимал дочь правой рукой, а в дверь все бились и бились полицейские.

– Я люблю тебя, Ева. Я спасу нас, – сказал я, ощущая, как меня вращает по комнате. Открыв глаза, я приподнялся и уставился на Еву. Дрожащей рукой я снял футболку с ее лица. Девочка лежала, глядя в потолок. Глаза ее замерли. Я попытался поднести руку к голове Евы, чтоб погладить, но тело мое безвольно скатилось с дивана на пол.

Лежа на спине, я смотрел на люстру. Изображение медленно меркло под шум ударов тарана. Картинка потолка с люстрой перед глазами становилась все тусклее и тусклее, пока не погасла полностью.

* * *

Ева плывет по густой мягкой траве несколько часов. Прищуривается, когда понимает, что вдали находятся какие-то постройки. По мере того, как Ева приближается к загадочному сооружению, контуры этих построек становятся все более различимы. Спустя несколько минут до девочки начинают доноситься детские крики. Ева понимает, что перед ней детская площадка. Вот он домик, а вот левее кто-то качается на подвесных качелях. Чуть сзади горка, а возле – карусель. Какой-то мальчик раскручивает детей на карусели, а те пытаются затормозить ногами, но хулиган смеется и продолжает их крутить. Ева не понимает, что происходит. Она ступает с травы на мягкое резиновое покрытие площадки и замирает, глядя на резвящихся детей. Парень, которому на вид лет десять, отвлекается от карусели и смотрит на Еву. Дети пользуются моментом и спрыгивают с аттракциона. Хулиган подходит к Еве.

– Привет, – произносит он и слегка наклоняется, чтоб почесать ободранную коленку.

Ева подмечает его нелепый, карикатурно-разгильдяйский вид – грязные серые шорты, в которые неряшливо заправлена рубашка, веснушки и лохматые рыжие волосы на голове, рогатка, торчащая из кармана, и такое гаденькое выражение лица, при виде которого этому пареньку сразу хочется надрать уши, даже если он еще ничего не натворил.

– Привет, – отвечает девочка.

– Ты Ева? – спрашивает он и достает из кармана семечки.

– Да.

– А я… – он задумывается, – какое дашь мне имя?

– У тебя нет имени? – удивляется Ева.

– Есть, но я хочу, чтоб ты дала мне имя сама, – говорит мальчик, очищая семечко от шелухи.

Ева перебирает в голове мужские имена и произносит:

– Витек?

– Почему Витек?

– Подходит под твой облик.

– Пусть будет Витек. Пошли… вон туда.

Витек разворачивается и идет к подвешенным на перекладине качелям. Садится на них и откидывается назад, держась руками за веревки. Ева подходит к пареньку. Стоит рядом.

– Где я? – спрашивает она.

– А куда ты шла? – Витек принимается раскачиваться.

– Ко входу в рай.

– Ну, вот ты и на месте, – Витек спрыгивает с качелей и заваливается вперед на руки. Рогатка вылетает из кармана.

– Это рай? – Ева смотрит на горку, с которой скатывается какая-то девочка.

– Нет, это лишь вход, – отвечает Витек и встает напротив Евы.

– Но как такое возможно? Это же просто детская площадка… в поле? Я же вышла из леса и…

– Из какого леса? – спрашивает Витек.

– Вот, оттуда, – Ева оборачивается и показывает рукой направление, но никакого леса сзади нет. Растерянная, она смотрит по сторонам, но вокруг, куда ни глянь, лишь море травы, тянущееся до горизонта.

– Но там же был лес? – Ева пристально глядит на Витька.

– И куда же он мог деться?

Ева задумывается на несколько секунд.

– Кто ты? – спрашивает она.

– Мы же решили, что я Витек. Тебе же так удобно? – отвечает мальчик.

Витек подходит к турнику возле качелей и, подпрыгнув, хватается за перекладину.

– Хорошо, – соглашается Ева, – а кем ты был до того, как я назвала тебя Витьком?

– Никем, – мальчик пытается сделать подъем переворотом.

– Остальные дети тут тоже «никто»? – спрашивает Ева.

Витек, так и не перевернувшись, спрыгивает на пол.

– Да. Это так… антураж… – он шмыгает носом, а потом харкает на пол, и дети, до этого резвившиеся вокруг, исчезают.

– Так лучше, – говорит Витек, – они были «никто», но они не такое “никто”, как я. Я – “никто” непостижимого уровня.

– Никто, – наигранно усмехается Ева.

– Да, – отвечает Никто.

– Значит, вход в рай выглядит как детская площадка, – заключает девочка, – интересно.

– Не совсем, – Никто снова прыгает на турник, – вход в рай выглядит для всех по-разному. Но на самом деле он вообще никак не выглядит.