все подшучивали — «Зина из Тулы». Подшучивали беззлобно, но недолго. Зинатулла и поначалу на такие шутки без раздумий бросался в драку, а после того как начал ходить на борьбу и пару раз бросил шутников «с прогибом», шутить перестали, тем более, что и раньше к Зинатулле в общем-то относились с уважением. А вообще, татары ассоциировались у Фёдора с веселой маминой заводской подружкой тетей Галей Рахматуллиной, настоящее имя которой было Галия, и которую мама ласково называла «моей татарочкой».

Отца Лёвы звали Абрам Маркович, но для Фёдора в этом имени тоже не было ничего особенного, ведь дед его, померший еще до войны, был Иван Абрамович, стало быть, прадед его тоже был Абрам, русский крестьянин Абрам.

Абрам Маркович, как и родители Фёдора и многие из их знакомых и соседей тоже работал на пороховом заводе, но работал на какой-то очень серьезной инженерной должности. Работяги относились к нему очень уважительно и за глаза называли по отчеству — Маркович. Он был невысокий, лысоватый и прихрамывал на одну ногу. На фронте он не был, на заводе работал после эвакуации с Украины, еще с 41-го года, человеком был очень скромным и спокойным, и многие были очень удивлены, когда на похоронах Марковича в конце 80-х за его гробом несли с десяток подушечек с орденами и медалями. Но для заводских ветеранов никакого удивления не было. Отец объяснил коротко — «Он пороха изобретал».

После окончания школы по направлению от того же порохового завода Лёва поступил в Казанский химико-технологический институт и после его окончания даже успел поработать под руководством отца. Фёдор тоже закончил областной политех, там же в областном центре работал на заводе программистом и уже начал понемногу разбираться в том, что это за «еврейский вопрос», которого в его, в их детстве и в их городе, как им казалось, попросту не существовало. Нет, наверно, он все-таки был и там, но они о нем, как выражалась бабушка Настя, «слыхом не слыхивали».

На заводе Лёва поработал недолго. Где он потом работал и чем занимался, Фёдор не знал, пока не встретил Леву в пивном ресторане «Жигули», что недалеко от их студенческой общаги, куда он с бывшими однокурсниками и после окончания института разок в месяц по старой памяти заглядывал. Они сидели за любимым столом, отгороженным от зала деревянной решетчатой ширмой, когда кто-то со всей силы вдруг хлопнул Фёдора по плечу и заорал пьяным голосом — «Но пасаран, братан!». Лёва выглядел круто. В совершенно новых джинсах, в голубом батнике, уже тогда с толстой золотой цепью на шее, хотя до «крутых» 90-х еще пуд времени, и немножко смешной с черными чуть завивающимися жидкими прядями вокруг намечающейся плеши. Они обнялись. Очень хотелось посидеть, поговорить, но Леву дергали какие-то также модно одетые парни и девчонки, он был уже изрядно пьян, и успел только сказать Фёдору:

— На рынке, в воскресенье на рынке… Найди меня…

Генка Белкин, общежитский меломан, в студенческие времена тративший всю стипендию и небольшой дворницкий заработок на покупку на рынке пластинок «оттуда», и благодаря которому, вся общага была знакома с шедеврами «Смоуки», «Криденс», «Квин» и прочих, уважительно вопросил:

— Федька, а ты что, с ним знаком?

— С кем?

— Ну вот с этим…

— Так это Лёвка Гурович, с нашего двора!

— Блин, да это же Лёва-Еврей, самый крутой фарцовщик с нашего рынка…

Они так больше и не встретились. Дальнейшие новости о Лёве Фёдор узнавал только через третьи руки.

После смерти Абрама Марковича Лёва вместе с мамой и сестрой перебрался в Израиль, на ПМЖ, на постоянное место жительства. Удивительным для Фёдора это уже не было. При всем притом, что по характеру Лёва парень был упертый, у него была одна черта, которую Фёдор понять никак не мог и долго не принимал. Главным авторитетом для Лёвы была мама Алла Борисовна, домашняя хозяйка, а отнюдь не отец. Ее слово было для Лёвы законом и выполнять его надо было тотчас и беспрекословно. Если Фёдор или другие пацаны на мамино «иди домой» могли поканючить или порой даже огрызнуться, для Лёвы это был беспрекословный приказ. Похоже, приказ о переезде в Израиль тоже отдала мама.

Сам Лёва никогда об Израиле не думал. Ему нравилось быть там, где он вырос. Ему нравилась их пацанская компания, родная уральская природа, леса и речки, он любил квас и пельмени, блины и пирожки с капустой, ему нравилось кататься с горок на лыжах на Ланинских полях, следить за кивком над замерзающей лункой в Камском затоне. С какой радостью он всегда возвращался из Казани на каникулы. А полтора месяца работы на бумовской лесобирже, куда они устроились вместе с Фёдором после третьего курса вообще привели его в полный восторг.

На юг Гуровичи ездили регулярно, всей семьей, если не каждый год, то через год. Абраму Марковичу в путевках никогда не отказывали. В отличие от общепринятых восторгов по поводу отдыха на морском побережье, Лёва приезжал домой всегда недовольный:

— Не выношу жару… Вода в море соленая… Народу толпы… Пацаны, поехали на великах на Боровицу, а?

А еще ему нравилась Ритка со смешной фамилией Буравкина, которая жила через квартал от их дома, училась на класс младше в их же школе и занималась легкой атлетикой. Он выходил в школу заранее, доходил до ее дома и ждал за углом, когда она выйдет, чтобы пойти вслед за ней. Сколько раз он собирался подойти поближе, как бы случайно увидеть ее и спросить как бы так, между делом:

— О, я тебя часто вижу. Мы с тобой случаем не в одной школе учимся?

Несколько раз он специально ходил на стадион «Бумажник», когда там тренировались легкоатлеты. Небольшая горка, поросшая редким, но крупным сосняком, немного возвышалась над стадионом и оттуда он, прячась за сосновыми стволами, наблюдал как его Рита, да, однажды он поймал себя на том, что сказал про себя «моя Рита», грациозно преодолевает легкоатлетические барьеры.

А потом наступил день, когда она по дороге в школу обернулась, улыбнулась, улыбнулась так, что у Левы пересохло в горле и он забыл все свои заготовки, которые он придумывал для этого знакомства. Она улыбнулась и сказала:

— А я тебя знаю. Тебя Лёва зовут. Мне про тебя и вашу компанию Фёдор рассказывал. У нас с ним мамы подружки, в одной смене на заводе работают.

Потом жизнь пыталась их развести — сначала он уехал на учебу в Казань и приезжал только на каникулы, потом куда-то поступила