Это старая боровицкая протока, совсем недалеко от впадения Боровицы в Каму. Это место ему показал Фёдор. По берегу залива как будто прогуливались парами стройные, словно загорелые сосны с телами-стволами золотистого цвета, а в одном месте почти к самой воде спускалась разросшаяся одним большим непролазным кустом черемуха. Фёдор говорил, что на этом месте когда-то была деревня. Только один раз они с мамой успели съездить туда до его призыва. Они просто посидели на берегу, испекли в небольшом костерке прихваченную Андреем картошку. Для нее это было внове, она была в полном восторге, хотя после поездки очень устала, все-таки километров по семь туда и обратно.

— Какая сладкая усталость. Спасибо тебе, Андрюш …

Когда он вернется, будет весна. Черемуха, спускающая к заливу, будет цвести…

Начальник узла связи зовет на сверхсрочную. «Замбой» Перепада говорит «тебе надо ехать в Московское пограничное…». Он даст рекомендации, хотя уверен, что Андрей и так пройдет все экзамены без проблем. Хорошие мужики. Но они просто не понимают, что Андрей не может оставить маму одну. Потому что у нее никого больше нет на этом свете. И у него нет. Только мама. Мама и пацаны. И все они там, дома. Хотя, пацаны может и разъедутся, но мама, мама то останется там.

Он всегда завидовал своим друзьям. У них были деды, бабушки. Особенно Андрею нравилась Фёдорова бабушка Настя. Он не раз бывал у Фёдора дома, бабушка Настя кормила их блинами, а потом Андрею снились сны, когда его будила его бабушка, он понимал, что это именно его бабушка, хотя она и была похожа на бабушку Настю как две капли воды. Бабушка будила его, ласково гладя по голове, и, хотя они жили в квартире, от бабушкиной руки шло тепло русской печки.

У них с мамой родных не было никого. Вся папина семья погибла в оккупации, а про своих мама почему-то всегда просто молчала. Он спрашивал в детстве и не однажды, но она никогда не отвечала на эти вопросы, просто молчала, только ее большие глаза становились влажными и грустными. Ему тоже становилось грустно и тоскливо и начинало хотеться плакать, и в какой-то момент он перестал спрашивать.

— Петровский, зайди — давно не вызывал замбой.

Перепада был краток:

— Ты, наверное слышал, у нас впервые за последние месяцы двое трехсотых. Один из них связист, ну ты его знаешь. Заменить некем. А у нас срочный вылет. Приказывать не могу. Прошу. С начальником узла связи договорюсь. Ну как, Андрей Николаевич?

Ну, слава Богу, хоть какое-то разнообразие. Все время быстрей пройдет. Он не верил, что с ним может что-то случиться.

— Я готов, товарищ капитан!

Вертушка высадила их на небольшой скалистой площадке на северном склоне одной из вершин тянущегося почти параллельно границе хребта. На этой точке Андрей уже бывал. Серо-коричневые практически без растительности скалы, узкая, проложенная по скальным уступам тропа. Сначала пару километров вдоль склона, потом через узкую расселину надо перейти на южную сторону. А там спуск в заросшую кустарником долину, где им и предстоит просидеть как минимум три ночи и три дня, отслеживая обстановку и сообщая в штаб отряда обо всех ее изменениях.

Все бы ничего, но самое паршивое в горах — это ночи. Днем можно ходить в одном х/б, а ночью замерзаешь до соплей. При этом на выходы спальники старались не брать, лучше побольше боезапас. Обходились свитерами, теплыми подштанниками и шерстяными носками. И все равно, конечно, замерзали. Андрею ко всему прочему приходилось тащить почти пудовую, если считать с питанием, рацию, но он к этому привык еще с учебки.

Их было шесть человек вместе с Андреем. Командир, опытный старлей с позывным «Дерсу», уже два года топтавший хребты афганского Бадахшана, такой же бывалый прапорщик Егорыч, лицом и особенно усами один в один старшина Васьков из «Зори здесь тихие», и еще трое разведчиков. Группа шла гуськом на отдалении друг от друга. Сюрпризов можно было ждать откуда угодно. Те же последние «трехсотые» подорвались на хоженой-перехоженой тропе, до которой, казалось, духи никогда не доберутся. Андрея обычно оставляли прямо за расселиной, на небольшой закрытой со стороны долины большими валунами природной террасе. Если спускаться ниже, радиостанция могла до своих не достать.

— Десять минут перекур — скомандовал старлей. В реальности никто конечно не курил. На курение на выходах строгий запрет, табачный дымок по ущелью несет далеко, а нюх у духов, как у собак. Старлей присел возле Андрея.

— Ты вот что, Карацупа, если что, ну сам понимаешь, если шум начнется, сразу давай нашим сигнал на эвакуацию. И уходи за расселину, на ту сторону.

«Дерсу» чуть помедлил. Видно было, что не хотел этого говорить вслух, но все же сказал. Сказал негромко, чтобы слышал только Андрей.

— Что-то предчувствие у меня недоброе. Так что не расслабляйся. Хотя тебя можно и не предупреждать.

Последним вниз уходил Егорыч. Он вдруг остановился, обернулся, достал из «лифчика» два магазина и протянул их Андрею.

— Держи, у тебя ведь с твоей бандурой много БП не унесешь. Ну, дай Бог, не пригодятся.

Похоже, у Егорыча тоже было ощущение, что что-то идет не так.

Андрей расстелил бушлат на нагретых за день камнях. Настроил рацию, достал из кармана потрепанную книжку. Тропа к расселине вела только одна, по ней ушли ребята, мимо них сюда никто не попадет, так что можно было расслабиться. Он почитал, потом подремал, потом просто лежал, плавая глазами в голубом бездонном афганском небе.

Казалось, что взрывы он почувствовал сначала телом, через содрогание скал, а лишь потом услышал звук. Сначала один, через пару секунд другой. За время службы он уже хорошо научился различать звуки и выстрелов, и взрывов. Похоже, противопехотки. Он выглянул в просвет между валунами. Внизу, там, где тропа уходила в заросли кустарников, разросшихся вдоль небольшой горной речушки, медленно оседало мутное пыльное облако. Никакого движения не было видно, несколько мгновений в воздухе стояла напряженная тишина. И вдруг затрещали выстрелы.

— Не обмануло старлея предчувствие — мелькнуло в голове Андрея. Передать кодированное сообщение об эвакуации заняло несколько секунд. Он мог уже уходить назад в расселину, как приказал командир, но продолжал напряженно вглядываться в то место, тропа выходила из зарослей и поднималась вдоль скалы. Стрельба продолжалась. Короткие автоматные очереди перемежались одиночными винтовочными выстрелами и длинными пулеметными очередями. У них пулемета не было. Значит это духи. На тропе показались сразу четверо. Первый разведчик даже не отстреливался, потому что на его плече, безвольно свесив руки, лежал