— Вот видишь!

— А от больших денег дураками становятся.

— Это ты обо мне?!

— Нет, о Пупкине!

— Злая ты, Антонина. Это оттого, что мужика с тобой рядом нет.

— Есть! — Антонина усмехнулась: она не соврала. «Мужик» в доме имелся. В данный момент, накачавшись пивом под самую макушку, он наверняка спал у компьютера. Нынешний «муж» Тони слыл поэтом, в годы советской власти кропавшим стишата на модную тогда «трудовую» тему. Сейчас его вдохновить могли только литров пять пенного напитка. Его муза, видимо, потребив градусы на пару с ним, засыпала раньше чем опустошалась последняя бутылка. Начатое стихотворение так и оставалось недописанным. Антонина утешала поэта, проспавшегося после трудового подвига, и давала ему рубли на опохмел. Ей самой порой не было понятно, отчего она его не выгонит: у поэта имелась вполне сносная жилплощадь в коммуналке.

Антонина вдруг представила себе милую картинку: она, усталая после дежурства, приходит домой, а ее встречает муж — Дубенко. На нем поверх домашних треников повязан ее любимый клетчатый фартук, а в руках… скалка! Брови сдвинуты «домиком», губы сердито поджаты.

Антонина глянула на больного и рассмеялась: у мужика было точно такое выражение.

— Ну?! — Дубенко разозлился.

— Иван Иванович, давайте еще раз попытаемся поговорить серьезно. Мой визит к вам на службу мне даже вспоминать не хочется…

«Скажите, какие мы нежные», — со злорадством подумал он.

— Здесь я на своей территории, да и ваше… положение дает мне возможность повторить все, что говорила в прошлый раз.

— Не стоит, у меня память хорошая!

— Замечательно. Тогда у меня один вопрос: вы хотите вновь стать мужчиной?

— Это ж в каком же смысле? — в голосе Дубенко послышалось ехидство.

— Это в таком смысле, чтобы встать на ноги и перестать изображать умирающего.

— Издеваешься… — утвердительно качнул головой Дубенко.

— Понимайте как хотите. Но без вашей помощи мне не справиться.

— Говори, что надо делать, — вполне миролюбиво буркнул Дубенко.

— Всего лишь перестать мне сопротивляться.

Дубенко только молча кивнул. «Вот и ладненько. Первый шаг мы сделали», — подумала Антонина, сама не зная толком, что имела в виду: то ли его выздоровление, то ли зародившееся, похоже лишь у нее, чувство.

Отговориться от заботы тетушки Маринка смогла, только уверив ту, что запрется на все замки и сразу же ляжет спать.

«Как же я устала», — Маринка отперла дверь черного хода.

Она впервые после смерти отца поднималась по этой узкой лестнице, которой пользовались только жители третьего этажа: выходы на другие этажи были закрыты на ключ. Ведь папу нашли именно здесь: человек, убивший его, а потом и бабушку, столкнул его тело вниз по ступенькам.

Маринка вошла в квартиру и скинула туфли. Босиком прошлепав в свою комнату, рухнула на кровать. «Что ж теперь делать? Я понимаю, Борин не мог мне сказать, что Диму подозревают в убийствах, вот и придумал с ходу, что того разыскивают как свидетеля. А я уверена — это он убил! В последнее время Дима перестал сдерживаться. Как я не замечала, что он неадекватен? Приписывала его срывы кавказскому темпераменту. Только вот знать бы, что за мысли у него в голове? Чего мне ждать? А вдруг он и правда посмеет ко мне прийти? Прав дядя Леня, нужно дверь запереть на все замки». — Маринка встала и побрела в коридор. Когда-то отец, заказав новую входную дверь, попросил врезать туда замок, который можно было открыть снаружи и изнутри только ключом. Обычно они, находясь дома, не запирали его. Сейчас Марина выбрала из связки самый длинный ключ, вставила в замочную скважину и повернула три раза…

Сон накрыл ее, как только голова коснулась подушки. Она не слышала ни скрежета металла, ни легкого скрипа дверных петель…

* * *

Ляля сидела в машине и почему-то не спешила уезжать. Она все еще смотрела на дверь, за которой скрылась Маринка. Перед глазами стояла картинка: идущая к дому племянница, ее напряженная спина и опущенные худенькие плечики. Ляля чуть не плакала от жалости к этой девочке. «Да что ж это такое! Когда это закончится!» — она никак не могла понять, почему за грехи их с Галиной биологической матери расплачивается внучка.

«Что-то мне неспокойно. Хорошо, если это просто осадок от разговора с Бориным. А если нет?» — она набрала номер квартиры Головановых. Длинные гудки. «Слава богу, спать легла», — подумала она про Маринку. Ляля завела двигатель и вырулила на дорогу. Краем глаза зацепила, как от арки в сторону шарахнулся какой-то мужчина. Лялька невольно взглянула в его сторону. «Кавказец», — промелькнула быстрая мысль. Сердце на миг замерло и затем часто забилось. Мужчина быстро удалялся по направлению к соседнему дому. «Так не бывает. Слишком просто. Но это он, без сомнения, он!» — Ляля снова припарковалась. Стараясь держаться спокойно, она направилась к киоску, притулившемуся около входа в стоматологическую клинику, которая принадлежала жене Борина Даше. Мужчина, нервно оглядываясь, заворачивал за угол дома.

— Лялька, ты что тут делаешь, ко мне приехала? Заходи. — Даша, высунувшись из окна, приветливо улыбалась.

— Сейчас, — Ляля еще раз посмотрела вокруг, но кавказца больше не увидела. Она потянула на себя ручку массивной двери. Эта дверь была «визитной карточкой» Дашиной клиники. В свое время, задумав сделать ремонт, Даша долго выбирала из двух вариантов. Можно было отделать помещения модно и просто. Но — как у всех. И она решила сохранить старый стиль, вспомнив аптеку на Фрунзе, в которой до сих пор стояли старинные дубовые лавки с обитыми кожей сиденьями и спинками. Латунные дверные ручки каждый день начищались до блеска, а на полу, в огромных кадках росли пальмы и фикусы. Они тогда втроем — Ляля, Даша и Галина — набросали эскиз и сами просчитали затраты. Получилось не так уж и дорого. Зато стоматологическое оборудование Дарья закупила первосортное. А входную дверь они и вовсе оставили нетронутой, обновив только стекла и подправив лаком дубовую поверхность.

— Ляля, что с тобой? — Даша смотрела на подругу с недоумением. Обычно та при встречах радостно чмокала ее в щеку, но сейчас была серьезна и настороженна.

— А ты почему на работе? Стаську с кем бросила?

— С ней гуляет Ленька, — Даша улыбнулась, вспомнив, с какой кислой миной ее старший сын согласился покатать в сквере коляску с сестрой. Он взял с собой мяч и еще для компании пса — Леньку-младшего. Наверняка всю дорогу до сквера жаловался тому на свою нелегкую судьбу. А пес, радостно повизгивая, явно не понимал уныния своего хозяина: для него все складывалось как нельзя лучше — внеплановая прогулка и недосягаемость для маленькой мучительницы, которая сидела в своем экипаже, пристегнутая ремешками.

— Даша, у нас опять проблемы. С Маринкой.