Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саша.
Мы оборачиваемся: позади нас целая делегация. Отец, брат Алекса и охранник. В руках у всех белые цветы. У отца — розы, у брата — георгины.
— Доброе утро, — говорю я, и беру Алекса под руку, напоминая, что мы супруги.
— Привет, пап, — говорит Алекс.
Они обмениваются взглядами, словно силой меряются. С братом останавливаются напротив друг друга, а отец проходит к могиле и ставит букет в вазу с другой стороны памятника. Затем брат Алекса делает то же самое с георгинами.
На минуту повисает тяжелое молчание. Мы смотрим на надгробное фото, и только отец — себе под ноги.
— Почему не приехал утром, сынок? — почтив память супруги, наконец, спрашивает он. — Мы ждали тебя к завтраку.
— А что мне там делать? — Алекс крепко сжимает мою руку. — Я был с женой.
Я сжимаю в ответ его ладонь.
Какое приятно крепкое пожатие мужской руки. Меня охватывает ощущение, что я нашла человека, с которым можно встать спиной к спине против всего мира, и он не подведет. Я с детства его искала. Не любви, не сказки — опоры и надежности.
Пусть это иллюзия.
Но целое мгновение я верю в нее всем сердцем.
— А если бы ты был со своей… — сквозь зубы продолжает он. — Мы бы сейчас тут не стояли.
— Что ты сказал? — он как будто не верит, что сын сказал это вслух. — Ты как разговариваешь?
— Да что с тобой происходит? — огрызается брат, он сует руки в карманы брюк. — Хватит злиться, тебя лишили наследства ради общего блага и по твоей вине, если ты думаешь, что можешь так себя вести, то…
— Я не собираюсь это слушать, — отрезает отец.
Он быстро направляется по аллее в сторону ворот. Охранник спешит следом. Алекс провожает его взглядом и кричит в напряженную спину:
— Она погибла из-за тебя! — не выдержав, он отпускает мою руку, и идет следом. — Подожди! Давай поговорим! Я хочу разобраться, слышишь? Не смей от меня уходить!
Я смотрю им вслед, пока они не скрываются за воротами. Отец направляется к припаркованным черным авто, стоящим в ряд. Красный «мустанг» Беспредельщика смотрится на их фоне инородным, и даже припаркован в стороне, через два авто других посетителей.
— Отец! — зло орет Алекс.
Его брат остается со мной возле могилы. Я даже его имени не помню. Мне неловко, не знаю, куда себя деть и смотрю в том направлении, где скрылся мой муж. Быстрей бы вернулся…
Мысли обрывает мощный взрыв.
Такой сильный, что меня накрывает, оглушая, раскатистая и объемная звуковая волна, и я отшатываюсь назад, непроизвольно приседая. Я почти ничего не вижу, волосы падают на лицо, я закрываюсь рукой в тот момент, когда брат Алекса бросается на меня, сбивая на землю. Даже кричать не могу — воздух исчезает в легких. Я слабо хриплю в холодную землю, не чувствуя боли в отбитых коленях и руках.
В ушах появляется ощущение ваты, затем нарастает звон. Брат Алекса скатывается с меня, и я могу приподнять голову.
За кладбищенскими воротами машины разметало взрывной волной. Все в мусоре, и несколько неподвижных тел на асфальте. Мир внезапно становится серым и плоским.
Оперевшись на могильную плиту, я поднимаюсь, мало что понимая от шока. Меня шатает. Я переступаю с ноги на ногу, глядя на эпицентр взрыва на парковке, куда Алекс ушел с отцом… Громко орет сигналка. К звуку присоединяется шум сирен. Но ни одного человеческого возгласа или крика — там нет раненых.
— Алекс… — растерянно зову я, беззвучно, как мне кажется, и из-за этого начинаю истошно кричать. — Алекс!
Сквозь мутную дымку над парковкой я пытаюсь высмотреть хоть что-то, что даст мне надежду.
— Алекс!
Голос хрипит, я щурюсь сквозь едкие слезы. Делаю шаг вперед, чтобы рассмотреть за дымом силуэты на земле, но брат Алекса хватает меня за руку.
— Туда нельзя! — он увлекает меня за памятник, пригибаясь. Прижимает телефон к уху, дикими глазами косясь через плечо. — Алло? Взрыв, только что. Заминировали машины…
Он звонит в полицию. Звуки, которые сначала я приняла за сирены, оказались далекими завываниями автомобильных сигнализаций. Тряхнуло так, что в соседних кварталах услышали. Я сползаю по гладкому мрамору и выглядываю из-за памятника.
Авто искорежены, как в страшном сне. Я смотрю и не верю, что это происходит с нами…
— Ты нормально? — брат Алекса поворачивает меня к себе. — Контузило?
Я ощущаю, что по щекам ползут горячие слезы, но тело стало невесомым — словно не мне принадлежит. Смотрю ему в лицо, глотаю холодный воздух и мотаю головой.
— Не высовывайся, — он вытаскивает пистолет, и прячется за памятником, озираясь. Изо рта вырывается пар, тело напряжено до последней жилки — он ждет второго взрыва или убийц, которые придут закончить работу.
Я молюсь, чтобы скорее услышать сирены. Рукой в перчатке прикрываю рот, чтобы не плакать в голос. Если они оба погибли, то из всей семьи остались мы двое. Я никому не буду нужна. Мне не вернут дочь. И очень повезет, если брат Алекса не выдаст меня бывшему или не избавится другим способом. Появляется чувство, что я на краю пропасти и следующий шаг последний. В голове гудит, мне тошно, зато полностью вернулся слух.
— Твою мать… — звучит выдох над ухом.
Я вздрагиваю всем телом и оборачиваюсь. Брат Алекса целится в силуэт, который плохо заметен за дымом — там что-то горит. Я сжимаюсь в комок, а затем, когда силуэт выпрямляется, понимаю, кто это.
— Саша? — брат тоже его узнает.
Я реву, как ребенок, в голос. Встаю и бегу к нему. Дым рассеивается и наконец, я вижу его полностью. Алекс двигается, как зомби: шатко, не ориентируется в пространстве и идет наугад. Глаза потерянные, взгляд шарит по сторонам. Он хромает, лицо в ссадинах, над бровью рассечение, глаз залит кровью. Безумные голубые радужки выделяются на грязном лице. Костюм в пыли и мусоре, сильно измят, а белая сорочка в копоти и крови. От него пахнет какой-то кислой гарью, когда я обнимаю его, подбежав.
— Саша! — его брат спешит следом, подхватывает с другой стороны и вместе мы уводим его за памятник.
Брат снова занимает позицию.
— Что с отцом? Где он? Ты его видел?
Алекс не отвечает. Сидит на мраморе, покачиваясь. Обхватывает затылок ладонями, словно у него раскалывается голова. Я реву и руками в перчатках глажу лицо и бычью шею, грязные волосы.
— Кто это, люди Захарова? Ты кого-нибудь видел?
— Не знаю… Меня вырубило, — бормочет Алекс и замечает меня. — Куколка…
— Ты в рубашке родился, идиот, — рычит его брат. — Что с отцом?
— Он погиб, Дим… Машина рванула, — Алекс замолкает, когда доносятся звуки приближающихся сирен. — Ничего не говори ментам обо мне, куколка.