Я распахиваю окно и смотрю в ночное небо:

– Мне нужна твоя помощь.

Луна совсем тоненькая, только-только народившаяся. И все же она слушает меня.

Четыре утра. Сон не идет, поэтому я рассказываю луне о последних двадцати четырех часах моей жизни.

– И я не знаю, что делать, – вздыхаю я. – Все навалилось разом, и, что бы я ни предпринимала, все кажется неправильным. Что же мне делать?

Окно Крикета распахивается. Я хватаю ближайшие очки. Волосы парня всклокочены после сна, отчего кажутся еще выше, а глаза наполовину зарыты.

– Все еще разговариваешь с луной? – В вопросе Крикета нет насмешки, только любопытство.

– Глупо, да? Я тебя разбудила? Услышал мой голос?

– Слышал, как ты говорила, но не разобрал что.

У меня вырывается вздох облегчения. Нужно быть более осторожной. Хотя мне все равно приятно осознавать, что хоть кто-то говорит правду.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. – Завтра понедельник, ты вроде бы должен был вернуться в общежитие.

Крикет молчит, раздумывая над ответом. Мимо медленно проезжает машина, из окон которой грохочет музыка. Водитель ищет, где бы припарковаться.

Когда басы стихают, Крикет отвечает:

– Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Ждал, когда у тебя загорится свет, но уснул, – виновато добавляет он.

– О!

– Встану завтра пораньше… – Крикет смотрит на часы: – Собственно говоря, уже через два часа.

– Ну, собственно говоря, я здесь. Добралась. Кое-как.

Крикет окидывает меня внимательным взглядом. Настолько пристальным, что мне становится не по себе. Я смотрю вниз, на дорожку между нашими домами, и замечаю бездомную кошку, которая роется в куче компоста, оставленного Энди.

– Не нужно было этого делать, – шепчу я.

– Может быть. Я для тебя не лучшая компания.

– Поэтому ты позвонил Линдси?

Парень нервно пожимает плечами:

– Ты с ней уже говорила? Перед отъездом?

– Ну да.

Кошка запрыгивает в мусорный бак. Поднимает голову, и ее хищные глаза сверкают в темноте. Я вздрагиваю.

– Ты замерзла, – говорит Крикет. – Иди в постель.

– Я не могу уснуть, – вздыхаю я.

– Тебе стало легче? – выпаливает Крикет. – После Макса?

Меня накрывает волна стыда.

– Не знаю, – шепчу я.

Несколько минут мы молчим. Я отворачиваюсь и смотрю на улицу, потом на луну и снова на улицу. Ветер усиливается. Мне хочется вернуться в комнату, но не хочется расставаться с Крикетом. Качели нашей дружбы готовы с новой силой качнуться вверх. Я не уверена, что хочу этого, но терять парня не хочу абсолютно точно.

– Крикет?

– Да?

Я отрываюсь от созерцания неба и в упор смотрю на него:

– Ты приедешь на следующие выходные?

Парень закрывает глаза, и меня посещает странное чувство, словно он благодарен мне за что-то.

– Да, – отвечает он. – Конечно.

Натан поднимает меня пораньше, чтобы поговорить перед школой. По-видимому, это часть наказания. Я спала всего три часа. Во время сборов я бросаю взгляд на окно Крикета и обнаруживаю, что он оставил его открытым. Кожаная сумка и рюкзак исчезли.

В груди словно что-то кольнуло.

Я заставляю себя спуститься вниз. Энди уже встал – он никогда не поднимался так рано – и жарит омлет. Натан проверяет за столом электронную почту. На нем его лучший костюм. Норы нигде не видно. Наверное, спит на диване в кабинете Натана.

– Держи. – Энди пододвигает мне чашку с кофе.

Он никогда раньше не позволял мне его пить, так что, похоже, все серьезно. Мы садимся рядом с Натаном, и он откладывает телефон в сторону.

– Лола, мы понимаем, почему ты сбежала прошлой ночью, – говорит он.

Я в шоке. И в то же время испытываю облегчение, что меня назвали Лолой, а не Долорес.

– Но это не извиняет твоего поведения, – продолжает Натан. – Ты до смерти нас напугала.

Вот это уже похоже на правду.

Дальше, как и ожидалось, следует лекция. Длинная и занудная, она заканчивается объявлением приговора: месяц домашнего ареста. Родители не верят, что марихуану курил только Макс, а не я, и повлиять на их точку зрения невозможно. Мне пространно расписывают жуткие последствия приема наркотиков, после чего хочется просто ткнуть пальцем в закрытую дверь кабинета Энди и сказать: «Пфф!»

Но я этого не делаю.

Дорога до школы длится целую вечность, а день тянется еще дольше. Линдси пытается развлечь меня историей о мужчине с нервным тиком, которого ее родители наняли помогать в ресторане. Она уверена, что у него наверняка есть какая-то страшная тайна – возможно, он ведет двойную жизнь или работает на правительство под прикрытием. Но все, о чем я могу думать, это о сегодняшнем вечере. Я не работаю. У меня нет свидания с Максом – и не будет до следующего воскресенья, даже если он и объявится… И Крикета тоже нет рядом.

Ну, по крайней мере, в следующем месяце у меня будет куча свободного времени, чтобы заниматься платьем.

Мысль меня не радует. Дело с корсетом движется быстрее, чем ожидалось, и я даже взялась за парик, но с кринолином одни расстройства. Я до сих пор так и не нашла ни одной мало-мальски пристойной инструкции по его изготовлению. Вторую половину дня я провожу, выполняя домашние задания, болтая в онлайне с Линдси и закрепляя белый базовый парик на проволочном каркасе. Мария-Антуанетта носила ГИГАНТСКИЕ парики. Каркас придаст ему необходимую высоту, не увеличив при этом веса. Заметные куски проволоки я потом прикрою искусственными волосами.

Нора с Энди беседуют на кухне. Ее вещи уже собраны и стоят в коробках, занимая собой все пространство гостиной и скрывая антикварные предметы мебели. От коробок воняет грязью и ладаном. Пронзительный голос Норы бьет по ушам, я вздрагиваю и погромче включаю музыку. Мы до сих пор не виделись. И я постараюсь избегать ее как можно дольше – до обеда, по крайней мере.

В шесть тридцать раздается трель дверного звонка.

Я замираю – кусачки над проволокой, ушки на макушке. Крикет?

Но затем слышу глубокий голос Макса. Роняя кусачки, я бегу вниз. «Не может быть, не может быть, не может быть…» И все же это он. И даже сменил свою обычную черную футболку на полосатую рубашку. Из-под рукавов выглядывают татушки. И конечно, парень надел очки.

– Макс! – вздыхаю я.

Он улыбается в ответ:

– Привет!

Энди, похоже, удивлен не меньше меня. И понятия не имеет, что делать дальше. Я обвиваю шею Макса. Он крепко обнимает меня в ответ, но спустя мгновение отстраняется.