– Вообще-то я собиралась ехать на автобусе.

Естественно, именно сегодня у родителей выпал очередной занятой вечер, и мне велели добираться домой на муниципальном транспорте.

– Но ты ведь сможешь это сделать, правда? – Анна с надеждой смотрит на меня.

– Анна, ты всего в двух футах от меня, а я даже не могу определить, хмуришься ты или улыбаешься, – усмехаюсь я в ответ.

– Ладно… – Девушка садится, чтобы подумать, но тут же вскакивает обратно. – Мы с Этьеном отвезем тебя домой! Ты живешь рядом с моей школой. Нам придется сделать лишь небольшой крюк.

– Вы не обязаны… – бормочу я.

– Не вопрос, – обрывает меня Анна.

И, надо сказать, я рада это слышать. Остаток дежурства я ничего не могу делать. К моменту возвращения парней мы уже собрались. Анна обращается к расплывчатому пятну в форме Сент-Клэра:

– Мы отвезем Лолу домой.

– Почему? Что случилось? – спрашивает пятно в форме Крикета.

Объясняя, что произошло, я не отрываю взгляда от туфель.

– Значит, ты меня не видишь? – спрашивает Сент-Клэр. – И понятия не имеешь, что я делаю?

– Прекрати, – говорит Анна, и они оба смеются.

Я не понимаю, что происходит. Это унизительно.

– Я отвезу тебя домой, – предлагает Крикет.

Сент-Клэр протестует:

– Ты разве не должен…

– Мы ведь соседи. Так что нам по пути, – улыбается Крикет.

Мне ужасно неловко из-за своей беспомощности.

– Спасибо, – тихо говорю я.

– Пожалуйста. – Искренность, с которой Крикет это говорит, трогает меня до глубины души. Он не дразнится и не пытается меня унизить.

Однако, когда Анна передает мне сумочку, в ее голосе слышится тревога.

– Ты уверена, что все в порядке?

На самом деле, ее слова означают: «Ты уверена, что хочешь поехать с Крикетом?»

– Конечно, – с ободряющей улыбкой заявляю я. – Спасибо.

Так оно и есть до тех пор, пока мы не выходим на улицу и я не сваливаюсь с тротуара.

Крикет успевает меня поймать.

И от его прикосновения меня в очередной раз словно пронзает током. Парень берет меня за руку, и, несмотря на разделяющую нас ткань пальто, моя рука горит, словно в огне.

– Тротуары здесь просто ужасные, – говорит он. – Словно после землетрясения. Прямо противопехотные мины, а не тротуары.

Крикет отпускает руку. Я растерянно моргаю, но он тут же заботливо предлагает мне другую.

Я медлю.

А затем все же беру его под руку.

Мы так близко, что я чувствую запах парня. И наслаждаюсь им.

От Крикета пахнет мылом и чистотой, а еще легким, едва уловимым запахом машинного масла. Мы молча идем по улице к автобусной остановке. Я прижимаюсь к нему. Слегка. Он поднимает вторую руку и тут же ее опускает. А потом медленно поднимает вновь, накрывая мою руку сверху. Его прикосновение обжигает. Крикет словно хочет сказать: «Я забочусь о тебе. Я хочу быть рядом. Не отпускай мою руку».

А потом…

Крикет садится на лавочку на автобусной остановке, выпускает мою руку и даже не смотрит в мою сторону. Мы ждем автобус в звенящей тишине. С каждой минутой пропасть между нами становится все глубже. Кто первым не выдерживает и берет другого за руку – он меня или я его? Я бросаю на парня взгляд исподлобья, но конечно же не вижу выражения его лица.

Наш автобус тормозит у обочины, дверь открывается.

Крикет тянется ко мне.

Я поднимаю глаза к желтому пятну на небе. Это может быть только луна. «Спасибо тебе».

Мы забираемся в автобус, и, прежде чем я успеваю достать проездной, Крикет уже оплачивает мой проезд. В автобусе никого нет. Водитель трогается с места, не дожидаясь, пока мы сядем, и Крикет крепче сжимает мою руку. Я могла бы за него не держаться, но держусь, причем обеими руками. Мы опускаемся на сиденья. Вместе. Я вцепилась в рубашку парня. Сердце Крикета колотится, словно выбивая барабанную дробь.

– Эй, – шепчу я.

Крикет отцепляет мои руки и отворачивается к проходу:

– Пожалуйста, не усложняй все еще больше.

И я чувствую себя самой большой дурой в мире.

– Правильно. – Я отстраняюсь, насколько возможно. – Извини.

Между нами, вытянув ноги, сидит призрак Макса, словно там пролегает граница. В автобусе холодно, но до нашей остановки ехать недолго. На этот раз мне самой приходится брать Крикета под руку. Он машинально подает мне руку.

Дорога из Ван-Несса до Кастро тянется долго. Поезд трясется по темным туннелям, и каждый случайный удар о плечо Крикета – очередное унижение для меня. Мне надо выйти. Прямо сейчас. Двери открываются, и я бросаюсь через всю платформу к турникетам. Крикет следует за мной по пятам. Но мне это не нужно.

Он мне не нужен, не нужен, не нужен…

И тут я опять спотыкаюсь о тротуар. Рука парня обвивает мою талию, и, чем сильнее я пытаюсь вырваться, тем сильнее он ее сжимает. Эта молчаливая борьба продолжается до тех пор, пока я не сдаюсь.

– Для тощего парня у тебя сильные руки. Прямо как стальной капкан, – шиплю я.

Крикет хохочет. Хватка ослабевает, и я, чуть не падая, вырываюсь из его рук.

– Ох, да брось, Лола. – Парень все еще смеется. – Позволь мне помочь тебе.

– Я больше ни за что никуда не выйду без запасных очков, – заявляю я.

– Надеюсь.

– И принимаю твою помощь только потому, что не хочу во что-нибудь врезаться и нечаянно порвать эту чудесную синтетическую униформу.

– Понятно.

– И это ничего не меняет в наших отношениях. – Мой голос прерывается.

– Тоже понятно, – мягко говорит Крикет.

Я делаю глубокий вдох:

– Ладно.

Ни один из нас не двигается. Крикет оставляет все на мое усмотрение. Я нерешительно тянусь к нему. Он предлагает мне руку, и я беру ее. Чисто дружеским жестом. Потому что в присутствии Макса, пусть и незримом, не может быть ничего большего. И я люблю Макса.

Именно так.

– Что ж, – говорит наконец Крикет. Один квартал мы уже прошли в тишине. – Расскажи мне о своем знаменитом платье.

– Каком платье?

– Том самом, для которого ты делаешь корсет. Похоже, это будет что-то особенное.

Я тут же вспоминаю разговор с Максом и невольно смущаюсь. Все-таки танцы – чисто женское дело. Если Крикет тоже станет надо мной насмехаться.

– Это платье для Зимнего бала, – говорю я. – И оно совсем не особенное.