— Вы можете плакать, Лаура.

Это прозвучало неожиданно.

— Я не хочу.

— А чего вы хотите?

— Не знаю, — честно призналась я.

Еще гораздо более неожиданным оказалось то, что Ландерстерг пересел ко мне. И на удивление мягко обнял.

Вырываться мне тоже не хочется. Поэтому я так и сижу, у него в объятиях. Не сказать, чтобы они были слишком уж ледяные.

— Это правда? — спрашиваю я. — Правда, что ничего нельзя сделать?

— Вы про пару?

Кажется, у него в талантах еще и чтение мыслей.

— Да.

— К сожалению, правда. В Аронгаре считается милосердным добить дракона, если он потерял свою драконицу.

— Какое же это милосердие, — хмыкаю я.

И замолкаю.

Хотя идея поговорить про Аронгару мне кажется правильной. У них там все по-другому и, может быть, у меня получится отвлечься.

— Почему вы отказались отключать щиты?

— Мне кажется, я уже объяснил свою позицию. Люди и драконы не должны жить вместе.

— Но в древности было так.

— В древности не было возможности поставить щит. Дозорные не спали ночами.

— А сейчас спят?

Я смотрю на него в отражении и вижу, что уголки губ Ландерстерга все-таки приподнимаются.

— Нет.

— Тогда в чем разница?

— В том, что Аронгара в состоянии полной боевой готовности каждую минуту. Каждый день. Так быть не должно.

— Что будет с драконенком? — интересуюсь я.

Полностью переключиться все-таки не удалось.

— Его обследуют. А после решим.

— Он совсем маленький… ему нужна мама.

Ландерстерг молчит.

— Без мамы тяжело, — продолжаю я. — По крайней мере, мне было.

Не знаю, с чего меня потянуло на откровенность.

— Очень? — спрашивает он.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Не знаю, как бы было с мамой.

Это очень странный разговор, его надо сворачивать, поэтому тут же добавляю:

— Не представляла, что в пустошах есть телепорты.

Перед глазами до сих пор кольцо перехода и будка с оборудованием, точнее, бункер, я видела уходящие под землю ступени.

— Это максимально облегчает доступ в пустоши. Под землей, помимо зала управления есть ангар, где мы в любой момент можем взять транспорт, чтобы как можно скорее добраться куда угодно. Сеть телепортационных колец разбросана по всем пустошам Ферверна. Помимо прочего, это позволяет оперативно разрешить любую серьезную ситуацию.

— Как сегодня?

— Как сегодня.

— Вам не кажется, что вы сейчас раскрываете мне секретную информацию?

— Я в вас уверен, Лаура.

Вот теперь я запрокидываю голову:

— Серьезно? После того, что я сделала?

— После того, что вы не сделали. Хотя могли.

Да, это действительно странный разговор. Еще более странным кажется то, что пальцы дракона вплетаются в мои волосы, и это прикосновение кажется согревающим. Не обжигающим, нет, хотя там, где они касаются моей кожи, вспыхивают искры, и эти искры бегут по телу.

— Вы сегодня держались более чем достойно.

— Вы дадите мне медаль?

Ландерстерг на миг приподнимает брови.

— Вы хотите медаль, Лаура?

— Ну не знаю. Может быть… повешу ее в своей комнате и буду гордиться, когда гордиться будет больше нечем.

— Уверен, вам всегда будет чем гордиться.

В его голосе хриплые рычащие нотки, а в глазах, на миг потемневших, а после раскрывшихся пламенем, вытягиваются зрачки. И я вытягиваюсь в его руках, и в этот раз сама целую его. Это напоминает помешательство, или что-то вроде, но сейчас от этого поцелуя во мне вспыхивает нечто большее, чем узор харргалахт.

Это что-то бежит по моим венам и отзывается в груди рычащим выдохом, когда Ландерстерг на мгновение отстраняется, а потом снова притягивает меня к себе. Пальцы на моих волосах сжимаются жестче, и еще жестче сжимаются пальцы у меня на бедре, я чувствую, как под его ладонью сминается ткань.

Наверное, во мне слетает какой-то предохранитель, потому что я сама подаюсь ближе и раскрываюсь навстречу этому пьянящему поцелую. В пальто становится жарко, настолько жарко, насколько вообще может быть, и если бы не зажатые между нами пуговицы, я бы расстегнула и сбросила его на сиденье. Но сейчас мне не до этого, а пуговицы ощущаются скорее как соединяющие наши тела кнопки. Его запах — этот резковато-горький аромат, наверняка что-то из последних новинок для мужчин от Астен Лавье, окутывает меня, как ледяное пламя.

— Какая у вас туалетная вода?

— Что?

— Какая у вас туалетная вода? — интересуюсь я ему в губы.

Чувствуя, как мои покалывает от невозможности их коснуться. Разорванный поцелуй, как разомкнутый контакт, который сейчас искрит.

— Это так важно? — Его голос сейчас даже не просто рычащий, а низкий и горловой, как будто сидящий в нем зверь способен говорить со мной через него.

— Наверное. Если я спросила.

— Если бы я не наблюдал за вами весь день, Лаура, я бы сказал, что вы пьяны.

Я действительно чувствую себя пьяной. Состояние усталости вкупе с отпускающим напряжением смешиваются в опасный коктейль, они всегда так на меня действуют. Поэтому хриплый судорожный выдох Ландерстерга отзывается во мне, особенно когда он убирает руку с моего бедра. Ледяной жар тянется за его пальцами, как если бы он собирал с меня остатки своего пламени.

— Вы устали.

— Немного, — подтверждаю я.

— Немного?!

Мне хочется что-то ответить, но я просто закрываю глаза. А открываю уже в душевой.

Как я здесь оказалась?

— Справитесь сами? — спрашивает Ландерстерг.

— Ага, — соглашаюсь и включаю горячую воду.

Чтобы проснуться от того, что меня поднимают на руки и заворачивают в полотенце. Впрочем, это уже совсем не важно, и как только голова касается подушки, я уплываю в сон.

С меня тащили одеяло. Пыхтя, медленно, но верно. Я поняла это по оголившейся спине и плечу, в которые тут же радостно впилась прохлада, отмечая их мурашками. Пыхтенье усилилось, и мурашки побежали уже по пояснице. Потом раздалось: «Виррррр»! — и мне в лицо ткнулся горячий мокрый нос, который мгновением позже сменился языком.

— Ай! — Я подскочила на кровати и уставилась на виари.