– Данный номер недоступен, – равнодушно произнесла трубка.

Но я как раз успела добежать до изгороди и перевела дух. Слава богу, это не пожар, а большой костер, который развели на соседнем участке. Около высокого огня стоит Олеся, одетая в джинсы и бежевый пуловер с темным орнаментом, и ворошит лопатой полыхающую кучу каких-то вещей. Лицо у девушки злое, перемазанное золой. Чуть поодаль маячит Лариса, она и вопит, призывая помощь.

Я перемахнула через не очень высокий заборчик, кинулась к приемной дочери Ирины с вопросом:

– У вас есть ведро?

– Отвалите! – нервно воскликнула Олеся. – Лариса, заткнись! Ничего страшного нет, сейчас пламя опадет, уходите, без вас обойдемся.

– Горим! – завизжала теперь уже Светлана, выскакивая из нашего коттеджа. – Как пожарных вызывают?

– Отстаньте! – заорала Олеся. – Не лезьте к нам! Чего приперлись? Вас не звали!

– Сами полыхнете, так хрен с вами, вы все на голову больные, – в том же духе отозвалась моя домработница. – А мне Антонина Тарасовна счет за дом выставит, если он в головешки превратится!

– Прекрати истерику, тащи сюда ведра, – распорядилась я.

Светлана испарилась. Опять перепрыгнув через ограду, я домчалась до терраски, схватила два пледа, вновь перелезла через забор и накрыла костер одеялами. На секунду пламя притухло, но я не успела обрадоваться. Шерсть из светлой превратилась в темно-коричневую, расползлась в разные стороны, языки огня, как раньше, взметнулись к небу.

– Хорош тут распоряжаться! – взвыла Олеся. – Пошла вон, дура! Не лезь не в свое дело, тебя не звали!

Но я не обратила внимания на грубость девицы – пламя становилось все выше, поднималось столбом. Мне стало страшно, надо было что-то делать. Я оглянулась, увидела неподалеку сарай, стоящие около него грабли и кинулась к ним.

– Ба-бах! Ба-бах! – снова раздалось за спиной.

Ноги заработали с утроенной скоростью.

– Идиот! – заголосила Олеся. – Ты зачем это туда бросил?

Я схватила грабли, помчалась назад и увидела Никиту, который испуганно говорил:

– Ты же сама велела все сжечь.

– Но ведь не… – заорала было сестра, но, заметив меня, поперхнулась словами.

– Что случилось? – спросил, подходя к костру, Леонид. – Могу чем-то помочь?

– Валите все! – завопила Олеся. – Надоели! Чего приперлись? Я решила сухие листья в саду сжечь, ничего интересного. Вон! Вон!!!

Леонид молча развернулся и ушел.

– Виола, ведро хватайте! – крикнула Светлана.

Я повернулась к домработнице, стоящей за изгородью. Она подняла ведро, я подскочила, перехватила его и через секунду выплеснула воду на пламя. Вы не поверите, но огонь не потух, а, наоборот, стал вдруг сильнее. Потом что-то стало взрываться. Ба-бах! Ба-бах!

– Дура! – завопила Олеся. – Когда ты уйдешь?!!

Отскочив в сторону, я закрыла глаза руками.

– Пшш-шш-ши, – раздалось неожиданно, – пшшш-шши.

Я раздвинула пальцы и увидела Анну Тимофеевну с большим красным баллоном в руке. Из раструба вылетело серое облако и оседало на пламени, гася его. Чуть поодаль с плюшевым мишкой в руке по-прежнему стояла растрепанная, дрожащая Лариса.

– Блин, совсем забыла про огнетушитель… – протянула Олеся.

– Это я про него напомнила, – неожиданно сообщила Лариса. – Правда, тетя Аня?

– Конечно, милая, ты у нас умница, – согласилась женщина, которую покойная Ирина Петровна выдавала за свою свекровь.

– Ага, я молодец, – похвалила себя Лариса. – А вот некоторые считают меня дурочкой. Но разве это так?

Анна Тимофеевна взяла ее за руку.

– Конечно, нет, Ларочка, мы все тебя любим.

– Она – нет, – показала пальцем на Олесю Лара, – она сказала, что я дура, которая не знает своего имени. Я Лариса… Лариса…

Лицо ее сморщилось.

– Нам надо выпить чаю, – засуетилась Анна Тимофеевна, – все устали, перенервничали.

– Лариса… Лариса… – твердила вдова Бориса. – Лариса…

– Олеся, будь добра, завари чай. Тот, китайский, – распорядилась Анна Тимофеевна.

Девушка молча ушла в дом.

– Лариса… Лариса… А дальше как? – не успокаивалась владелица сумки-медвежонка. – У человека обычно длинное имя…

Анна Тимофеевна глянула на меня.

– Простите, как к вам обращаться?

– Виола, – ответила я.

– Вот видишь, милая, – ласково завела псевдосвекровь, снова поворачиваясь к вдове Бориса, – у человека не всегда длинное имя. Просто Виола.

– Нет, нет! – со слезами в голосе воскликнула Лариса. – У меня было не так! По-другому ребята называли… Лариса. И еще что-то… Олеся меня не любит. Она злая, ее надо наказать, в дневник замечание написать, родителей вызвать. Из такой девочки хороший член общества не получится. Вот остальные ребятки меня любят. А вам надо лучше дочь воспитывать!

Лариса оттолкнула от себя Анну Тимофеевну, прижала к груди сумку-игрушку и медленно пошла в сторону дома.

– Вот беда-то, – вздохнула Анна, глядя ей вслед. – Молодая еще, физически крепкая, а ничего не соображает. У Ларисы случился инсульт, она из него выкарабкалась, речь полностью восстановилась, а умственная деятельность нет.

Вдова вдруг остановилась и оглянулась, на ее лице было радостное выражение малышки, которой на Новый год подарили вожделенную куклу.

– Я не дурочка, вспомнила, как надо тушить огонь – из круглой красной штуки.

Я машинально перевела взгляд на баллон, лежавший неподалеку от погасшего костра, и ощутила мимолетное удивление. Однако странно… Что мне показалось необычным, не дала осознать Лариса, весело крикнув:

– Новоподольская улица, дом сто семь, вот как меня зовут. Я вспомнила! Я не дурочка!

Анна Тимофеевна быстро подошла к ней.

– Конечно, конечно, милая, пошли пить чай.

Я осталась стоять у большого участка выгоревшей травы, а обе женщины быстро направились к дому, завернули за угол и пропали из виду. Мне стало неприятно. Ну и ну, ни Олеся, ни Никита, ни Анна Тимофеевна не пригласили в гости соседку, примчавшуюся им на помощь… У меня на кухне стоят банки с прекрасной заваркой, которые Иван Николаевич, знавший о моей любви к фруктовому чаю, привез из Лондона. И печенье есть, и конфеты, и сыр, и свежий белый хлеб. Я не умираю с голода, не нуждаюсь в чужом угощении, однако нельзя забывать об элементарной вежливости! Ладно Олеся, которая, похоже, не обременена хорошим воспитанием. Впрочем, Никита тоже, а у Ларисы беда с головой. Но Анна-то Тимофеевна?

Интересно, что девица жгла во дворе? Она определенно не хотела, чтобы я потушила разбушевавшееся пламя, гнала меня вон, дабы я не увидела, что горит в костре.