– Мне велели отвезти ему кое-какие бумаги… к нему должна была ехать Альбина, но она, видно, чего-то опасалась и послала меня с этими бумагами…

– Альбина? Кто такая Альбина?

– Альбина Королькова. Директор нашего издательства. Человек Ушакова.

– Дальше!

– Я приехала к Ушакову домой, хотела вернуться в издательство, но он меня не отпустил, велел идти с ним на прием…

Женя коротко рассказала о том, как ее подготовили к приему, о том, как они с Ушаковым приехали во дворец…

– Потом он показал на вас со спутницей и велел подойти и отдать вам сумку.

– Дальше!

Подходя к роковому моменту, Женя на мгновение замялась, и Рокотов выразительно взглянул на старика. Тот потянулся за полотенцем, но Женя торопливо, сбивчиво продолжила.

Она рассказала, как у нее отняли сумку и вернули через несколько секунд…

– А потом я догнала вас, и вы поменяли мою сумку! Это все…

Женя испуганно взглянула на Рокотова и повторила:

– Это все, что я помню…

Рокотов переглянулся со стариком. Тот кивнул:

– Мне кажется, она не врет.

– Допустим… но тот человек, который отнял у тебя сумку – ты его разглядела? Ты его можешь узнать?

Женя хотела сказать, что не видела его, что он был у нее за спиной – но перехватила взгляд, которым Рокотов обменялся со стариком, и торопливо выпалила:

– Я попробую…

И эти слова словно отняли у нее последние силы. В глазах потемнело, ванная комната завертелась, как детская карусель, и Женя потеряла сознание.

Впрочем, она не полностью отключилась. Сквозь тусклую пленку дурноты, как сквозь мутную илистую воду, до нее доносились какие-то звуки, какие-то смутные образы. Она слышала низкий, властный голос Рокотова, который приказывал кому-то:

– Принеси те фотографии… ты знаешь… из правого ящика… ну да, в конверте…

Потом рядом с ней появился еще один человек. Она не видела его, но ощущала его присутствие, чувствовала исходящий от него сухой жар и едва ощутимый запах… странно знакомый запах… запах табака, мяты и еще чего-то сладковатого, неприятного, пугающего…

Сквозь дурноту, сквозь туман беспамятства Женя почувствовала тревогу. Больше чем тревогу – страх.

Этот сухой жар и запах…

Она вспомнила их.

Тогда, на злополучном приеме, когда к ней сзади подошел незнакомец и заставил ее отдать сумку, она почувствовала точно такой же запах, точно такой же сухой жар.

– Вот фотографии! – прозвучал рядом с ней голос…

Это был тот самый голос. Тот, который тогда, на приеме, приказал ей не оборачиваться. Правда, тогда он почти шептал, а сейчас говорил громко, но что-то в голосе осталось прежним. Женя всегда очень хорошо различала голоса, Елена Сергеевна просила ее отвечать по телефону, когда попадался какой-нибудь слишком нервный автор и требовал директора издательства. В таком случае Женя отвечала, что директора нет на месте. Услышав голос один раз, она никогда его не путала.

Женя сделала над собой усилие, попыталась вырваться из полуобморочного состояния, открыть глаза.

Она с трудом сфокусировала взгляд и разглядела рядом с Рокотовым высокого человека с ежиком коротких седых волос.

– Свободен! – проговорил Рокотов.

Высокий человек развернулся и вышел из комнаты.

– Ну, что она? – нетерпеливо спросил Рокотов.

Старичок наклонился над Женей, вгляделся в ее лицо и радостно заулыбался:

– Ну вот, мы и вернулись! Можно продолжать!

Рокотов стоял рядом с большим конвертом в руках. Он стал вынимать из этого конверта фотографии и показывать их Жене.

Перед ней одно за другим проходили лица – в основном мужские.

Блондины, брюнеты, шатены, лысые и седые… все, как один, незнакомые.

Женя смотрела на каждый снимок и каждый раз неуверенно, тихо говорила:

– Кажется, нет… кажется, это не он…

Она видела эти лица – но думала не о них, а о том человеке, которого едва разглядела в полуобмороке.

Рассказать о нем Рокотову?

Ни за что! Он не поверит ей, а тот человек наверняка убьет. Лучше делать вид, что она ничего не знает и ничего не помнит.

И снова перед ней проходили лица – молодые и старые, красивые и уродливые…

Рокотов и его престарелый ассистент внимательно следили за ней, ловили выражение ее лица.

Вдруг среди многочисленных незнакомых лиц мелькнуло одно знакомое. Темные с сединой волосы, близко посаженные глаза… бледный шрам, пересекающий правую бровь…

Она еще ничего не сказала, а наблюдательный старичок уже схватил фотографию и выпалил:

– Это он! Она его точно узнала! Об этом говорят все ее реакции! Посмотрите на ее лицо!

– Вот как? – Рокотов внимательно взглянул на фотографию человека со шрамом, положил ее в карман пиджака и повторил со странным, задумчивым выражением:

– Вот значит как!

Он повернулся к Жене и пристально уставился на нее, как будто хотел что-то прочитать в ее глазах. Затем он сделал знак старичку – и тот ушел, точнее, исчез, как не бывало. А потом и сам Рокотов вышел из ванной. Перед этим, еще раз быстро взглянув на Женю, он криво усмехнулся и проговорил:

– Жди меня, и я вернусь! Смотри, никуда не уходи!

– Шуточки у него… – пробормотала Женя, когда дверь за Рокотовым закрылась.

Прошло несколько минут, но никто не приходил и ничего не происходило. Впрочем, Женя не жаловалась на отсутствие событий. Она наслаждалась тем, что может дышать.

Правда, у нее затекли руки и ноги, веревки больно врезались в запястья, причиняя все больше и больше боли, но по сравнению с пережитой пыткой это были пустяки…

Вдруг дверь с едва слышным скрипом приоткрылась. Женя повернулась на этот звук. Она думала, что вернулся Рокотов…

Но в дверях стоял тот самый человек, которого она видела в полуобмороке. Высокий, с коротким ежиком седоватых волос. Он смотрел на Женю, слегка прищурив левый глаз, словно целился в нее сквозь оптический прицел.

Женя постаралась никак не выдать свой страх. Впрочем, в ее положении страх был вполне понятен. Связанная, измученная, она не ждала от жизни ничего хорошего.

Высокий человек вошел в ванную, в два больших шага подошел к Жене, склонился над ней и внимательно вгляделся в ее лицо. Женя вжалась в спинку кресла, глядя на него, как кролик на удава. Главное, чтобы он не понял, что она его узнала…

В это время дверь снова скрипнула. На этот раз в дверях стоял мальчик лет десяти в джинсах и черном свитере. На лице его был неподдельный интерес.