— Ты, чего, атаман…откуда?

— Не помню. Читал где-то…

Кательников — только и смог, что промолчать

— Что, брат, скверно совсем…

— Да, чего. Живы будем, не подохнем.

Кательников вздохнул и заключил

— Сдали нас, атаман… Сдали.

— Кубыть и нет. Радировали… подняли самолеты. Не знал я… який ад будет.

— Бензин, кубыть. Бомбы с бензином.

— Кубыть, так.

— Как будем?

Жизнь — ответила за Григория, как всегда — неожиданно и страшно. С горной гряды — секанул пулемет — и тут же, с тыла — ему ответил второй.

Врюхались!

— Сотня, к бою! — привычно заорал Григорий, падая на землю — огонь на ответ!

С ходу было понятно — попали. Узкая, ведущая в горы тропа, слева обрыв — метров десять и там — пересохшее русло реки, вади. У них метров пять земли, и ни туда, ни сюда. Только летящий градом свинец — к пулеметам, присоединились еще несколько автоматов. Автоматов… глухой, солидный кашель автоматов Григорий запросто различал на слух. Автоматы — могли быть либо у САС, либо…

Додумать он не успел — плескучий взрыв гранаты отправил его в небытие…

Как это обычно и бывает… у победы много отцов, поражение же всегда сирота.

Разгром идаратовских и племенных банд на подступах к Шук Абдалле, срыв планов казаков-наемников Аль-Хабейли — вызвал в городе небывалое оживление, равного которому старожилы не помнят… наверное, со времен интронизации[39].

Первым делом — эмир Абу послал своих людей собирать тела. Тел было много… даже с учетом того, что многие сгорели до пепла из-за применения напалма, а кого-то — горцы утащили обратно в горы — удалось найти более трехсот относительно неповрежденных тел. Их стащили в город и положили на площади рядом с базаром, выставив оцепление. Эмир Абу запретил их хоронить, тела — на глазах у людей терзали собаки и крысы. Так эмир давал понять всем, что тот, кто восстанет против него — не будет иметь покоя даже к смерти, он не будет похоронен по обряду, а будет разорван собаками и обречен на вечные скитания в пределах ада.

Сам эмир — в первый же день — прибыл к этому месту в сопровождении сильной охраны. Он ничего не говорил, просто смотрел на поругание своих врагов даже в смерти — а его люди бросали в толпу монеты…

Сэр Роберт, смертельно уставший и еще не пришедший в себя после боя — выпил спирта, который был у авиатехников и лег спать. Проспал он — мертвецким сном, больше суток.

На следующий день — его вызвали во дворец. Над дворцом на многочисленных флагштоках были развешаны флаги, зеленый — ислама и флаг княжества — три полосы, коричневая, зеленая и желтая. Что это значило — сэр Роберт не знал и знать не хотел…

Церемониймейстер — от него пахло джинном и потом — обмахнул сапожной щеткой его повседневный мундир и пошел вперед, открывая двери…

Тронный зал. Свет лампочек, старинный трон, который человек, на нем сидящий занимает отнюдь не по праву и столпившиеся «военачальники», каждый из которых к одержанной победе не имел никакого отношения.

Торжественные слова награждения: сэр Роберт Брюс, скводон-лидер КВВС — подлежит награждению Орденом Чести, а так же денежной премией в размере десяти тысяч фунтов стерлингов. Видимо, премию объявили специально ради него — и именно в британских деньгах.

Жгущие спину, ненавидящие взгляды «маршалов» — кстати, знаете о том, что в княжестве Бейхан аж три маршала? Правда, один из них сам эмир — но это дело не меняет. Хорошо, что никто не сказал эмиру о наличии еще более высокого звания — генералиссимус. Иначе бы он непременно ввел это звание здесь.

Кислая рожа советника-резидента[40], прибывшего с утренним самолетом. Явный знак того, что Британская Империя не одобряет происходящего и этот бой — был ей не нужен, пусть даже в нем и одержана столь важная для безопасности этих мест победа. Они помогли, прислали самолеты — но все это было им не нужно. Тут тонкая политика: до сего дня он был одновременно резидентом британской разведки, военным и наверное даже гражданским советником при дворе. Сейчас — прислали гражданского советника, очевидно, для того, чтобы сдерживать его и не допустить новой бойни, подобной той, которая уже произошла. Потом — пришлют еще и резидента — а его самого тихо отзовут назад. Ему намекнули, там, в Омане, когда он крайний раз туда летал — не обострять обстановку. Он обострил. И хотя добился полной и безоговорочной победы — это ни хрена не важно. Значит, его уберут. То, что он победил — не важно. Того, кто неуправляем и не понимает намеков — убирают без вариантов.

Как же все мерзко…

Мерзкая жирная рожа правителя. Мерзкие рожи его окружения… умильные, когда смотришь им в лицо, но стоит отвернуться — в глазах вспыхивает дикая, звериная злоба. Им плевать… на все плевать. Это их гребаный маленький мирок… дикий, грязный, говенный… где нет ни асфальта, ни телефонов, ни железных дорог, ни горячей воды из-под крана. Но им ничего это не надо, главное — чтобы они были королями здесь, в своем маленьком мирке. Здесь — они главные и больше им ничего и не надо. Короли навозной кучи…

Как болит голова. Очень сильно болит. То ли это последствия жесткой посадки, то ли боя, то ли спирта. Не надо было пить спирт.

И поправляться с утра — тоже не надо было.

Как все-таки болит голова…

Эти медали. Интересно, неужели они думают, что чем награда больше — тем она важнее.

И этот гребаный политический агент… нет, советник — резидент. Из МИД, министерства иностранных дел. Наверное, закончил Оксфорд. Интересно, кто он? Специалист по международным отношениям. Ну-ну, посмотрел бы я на тебя, как бы ты стал улаживать спор двух племенных вождей относительно того, как прадедушка одного из них — плюнул в прадедушку другого — и за время, прошедшее с тех пор они убили друг у друга человек по десять из-за этого.