– Вы желали бы увидеть, как он запечатлел меня? – сверкнув глазами, спросил хозяин дома.

– С большим удовольствием, – ответил Питт.

Килгур предложил ему проследовать за ним из гостиной в кабинет, распахнул дверь и пригласил полицейского войти.

Суперинтендант мгновенно понял, почему эту фотографию повесили именно там, а не в одной из приемных или гостиных. Превосходный портрет производил тем не менее слишком острое впечатление, допускающее язвительные толкования. Килгур предстал на нем в карнавальном, если можно так выразиться, костюме. Кэткарт запечатлел его в церемонном парадном облачении австрийского императора, видимо, копируя отчасти один из императорских портретов середины века[15]. Великолепный, пышно украшенный мундир практически затмевал тонкое, бледное лицо, а справа от него, на столе, чуть в глубине, поблескивала корона. Одной стороной она ненадежно опиралась на раскрытую книгу, словно могла вот-вот соскользнуть на пол. На стене за его спиной в большом зеркале маячило расплывчатое отражение «императора» и части комнаты, явленной лишь затейливой игрой светотени. Все носило отпечаток странной иллюзорности, словно его окружал неведомый мир. Сам Килгур смотрел прямо в камеру проницательным и ясным взглядом, с полуулыбкой на губах, словно точно понимал, что должно отразиться на портрете, и мог бы как посмеяться, так и огорчиться по этому поводу. Качество фотографии было великолепным, а с точки зрения законов жанра портрета она представляла собой шедевр. Описание ее было бы как неуместным, так и излишним.

– Да, вполне очевидно, – тихо произнес Питт, – такой художник способен пробудить пылкие чувства.

– О, более чем способен, – согласился Килгур. – Я мог бы назвать вам с полдюжины других портретов, сделанных так же мастерски прекрасно. Некоторые из клиентов испытали глубокое волнение, но, с другой стороны, даже не испытав его, они не стали бы причинять ему вред. По-моему, это само собой разумеется, не так ли? Только порочно изображенные персонажи могли бы задумать убить его за такие откровения, а не герои его очаровательных или смелых, забавных или добрых портретов.

Томас улыбнулся.

– А как насчет конкурентов? – спросил он.

– Ах, не сомневаюсь, что они ненавидели его. – Лорд вышел из кабинета в коридор и закрыл дверь. – Я держу этот портрет в рабочем кабинете. У меня достаточно чувства юмора, и когда меня начинает преследовать мания величия, он является отличным целительным напоминанием. А моей жене он нравится, потому что она не понимает моих недостатков и не слишком проницательна, чтобы понять то, что отразил Кэткарт. А вот сестра моя сразу все поняла и посоветовала мне не выставлять его на всеобщее обозрение. – Мужчина огорченно пожал плечами. – Как будто я сам этого не понимаю! Но с другой стороны, что еще можно ожидать от старшей сестры?

Они вернулись в гостиную и еще немного побеседовали. В итоге Питт разжился несколькими новыми именами как клиентов, так и конкурентов Кэткарта.

Остаток дня он провел, нанося им визиты, но не выяснил ничего, что обогатило бы его знания о жизни гениального фотографа.

* * *

Утром Телман зашел к Питту домой, и за чашкой чая на кухне они обсудили ход расследования.

– Ничего существенного, – уныло произнес инспектор.

Он беспокойно поглядывал на дверь, словно ожидал, что в любой момент в нее может войти Грейси. Но вместо нее из коридора прибежал рыжий с темными отметинами кот Арчи. Он с надеждой взглянул на хозяина и, осознав, что никто не хочет его ничем угостить, вернулся к бельевой корзине и опять запрыгнул в нее. Там кот уютно свернулся, слегка накрыв хвостом уже спящего на белье братца, и тоже уснул.

– Да, у меня тоже почти ничего, – отозвался Томас. – Ясно, что Кэткарт был чертовски талантлив, и я виделся с одним из его конкурентов, который признал это, хотя сам он тоже делает приличные фотографии.

– Не станете же вы убивать кого-то только потому, что Бог не дал вам такого же таланта, – мрачно заметил Телман. – Можно, к примеру, попытаться опорочить его или разругать его работы… – Он недоуменно покачал головой, глядя в свою уже опустевшую наполовину чашку. – Но у нас, похоже, особый случай личной вражды. Могу поклясться, что деньги тут ни при чем.

Питт взял чайник и подлил коллеге горячего напитка.

– Я понимаю, – спокойно произнес он, – так не поступил бы тот, кто просто хотел убрать его с дороги. Но пока мне не удалось выяснить, что в его жизни могло спровоцировать столь сильные враждебные чувства. Похоже, надо менять курс наших поисков.

– Ну, я-то уже в курсе всех его дел, – занимая оборонительную позицию, заявил Сэмюэль, слегка расправив плечи. – Он жил на широкую ногу! Причем тратил гораздо больше, чем зарабатывал, делая свои фотографии. Да еще прикупил тот дом, как нам известно… Откуда же у него водились недурные денежки? Шантаж, если вы спросите меня.

Томас был склонен согласиться. Они уже проверили версию возможных краж, учитывая то, что Кэткарт разбирался в произведениях искусства, имевшихся во владениях его заказчиков. Но никто из них не признался в каких-либо утратах.

– Должно быть, вы много беседовали со знакомыми ему людьми. – Суперинтендант взглянул на своего помощника. – Как они отзывались о нем?

Телман потянулся за чайником.

– Ну, они говорили, что он тратил кучу денег, но всегда вовремя платил по счетам, – вздохнул он. – Любил хорошие вещи, одевался роскошно, но умел носить их, не то что некоторые простаки. Общался он мало, но всегда вел себя обходительно с любыми людьми, то есть с теми, кто виделся с ним. Многое заказывал с доставкой на дом, а что-то ему доставляли постоянно. Похоже, он много работал.

– Насколько много? – спросил Питт. И его мысли вернулись к клиентам, о которых он узнал из ежедневника Кэткарта.

Инспектор удивился этому вопросу.

– Сколько часов? – задумчиво продолжил его начальник. – В среднем он занимался с одним клиентом целую неделю. Посещал их, возможно, два или три раза, а потом они приходили к нему в студию для съемок. В любом случае он не работал по десять часов в день.

– Ну, не работал. – Телман нахмурился. – Невозможно точно узнать, чем он занимался, уходя из дома, когда люди полагали, что он пошел работать. Может, он и не работал вовсе? Может, развлекался в свое удовольствие… И он не стал бы первым лжецом, утверждающим, что работал, когда на самом деле бездельничал.

– Чем бы он ни занимался, это приносило ему деньги, – мрачно заключил Питт, – и нам необходимо узнать род его прибыльных занятий. – Он допил остатки чая и встал из-за стола. – И только к этому выводу мы пришли на настоящий момент.

– Если только на самом деле это тот француз, а вовсе не Кэткарт, – возразил Сэмюэль, тоже поднимаясь на ноги. – Это могло бы все объяснить.