– После этой жизни, – вздохнул император.

Врач посмотрел на него с жалостью.

– Ближе к цели вашего визита, – попросил Макс.

Зяблик заторопился. Ему просто необходим мозг «чубаки», а Генеральный прокурор требует письменного разрешения верховной власти. Но наука не стоит на месте! Нужно сравнить с человеческим и сделать выводы…

– Разве в лагерях возле Томска нет умерших «большеногих»?

И тут Зяблик удивил царя до невозможности. Прямо-таки потряс.

– Мертвые мозги нам доставляют в требуемом количестве. Но этого недостаточно. Нужно рассмотреть функционирование живого. Кроветоки, капилляры, давление. Словом, все, что можно узнать, только вскрыв черепные коробки взрослых здоровых особей. Желательно обоих полов и их потомства. Требуется проследить возрастные изменения…

– Вы что, фашисты? – искренне возмутился Максим Максимович. – Никаких живых «чубак». Думаете, я подпишу подобное прошение?

– Ради науки, – в свою очередь, не понял директор. Он говорил тоном, каким обычно капризного ребенка заставляют проглотить еще одну ложку каши: за маму, за папу. Но император крутил головой и явно отказывался.

– Да меня после этого собственные подданные на осине вздернут, – громыхнул он. – И будут правы.

Зяблик прищурился.

– Очень прискорбно, что Ваше Величество так плотно объединяет себя с варварской, дикой, темной массой, которую следует вести, направлять и просвещать.

– Никакая она не темная! – вспылил Государь. – Три поколения с высшим образованием.

– Три поколения невежественной религиозной пропаганды со школы, – парировал Зяблик. – Три поколения нравственного отказа от эволюции. Наука в тупике.

– Я бы не сказал. – Макс постучал пальцем по небольшому, с ладонь, устройству персонального телепорта, лежавшему у него на столе. Новая разработка. Возможность переброски в любое место без принимающего устройства, только по координатам. Жаль, что пока можно только одного-двух человек. А вот грузовые потоки, людей, транспорт… Но дело времени.

– Это не наука, а технология, – отрезал Зяблик. – Наука же давно топчется на месте. Ни имплантов в мозг, ни клонирования, ни создания гибридных андроидов. Все это вы запрещаете. Распахните дверь. Россия могла бы сделать шаг вперед, глубокий прорыв, и мы оказались бы первыми.

– Уголовщина какая-то, – покачал головой император. – Мы уже были первыми в аду. Снова не тянет. Возвращайтесь на работу и готовьтесь к проверке. Мне абсолютно непонятно, чем занимается ваш институт.

* * *

Когда переходы только начинались, буддисты советовали вступать в телепорт только в благом расположении духа. Тогда на выходе получится счастливый человек. Многие сумасшедшие нарочно прыгали туда-сюда, чтобы обрести прижизненную нирвану.

Все-таки не стоит идти под арку с мрачной рожей и тяжелым сердцем. Макс приблизился к порталу, под ботинками дрогнули стальные пластины пандуса. Пупырчатое железо издало дребезжащий звук. Завибрировало зеркальное свечение. Царь дочитал «Отче наш» и шагнул в полынью.

Почему-то ему казалось, что он проведет в червоточине изрядное время – память битой собаки. Но в реальности Максим Максимович вышел прямо за решеткой Летнего сада. Белые скульптуры были заколочены досками. Дорожки мокры. Снега и в помине нет. Северная столица. Без рюмки коньяка на маршруте – смерть. У Макса была фляжка за голенищем. Он вытащил, глотнул – прямо перед камерами. Вышло отлично, как будто он выдохнул в рукав после пережитого волнения. Через несколько секунд ролик ушел в сеть. Миллионы людей увидели императора, возобновившего привычное транспортное сообщение всех со всеми. В старину, когда на Неве вскрывался лед, Государь должен был отведать первую кружку из реки, чтобы петербуржцы могли пить. Теперь Макс делал примерно то же.

За кованной чугунной преградой собралось человек пятьдесят с плакатами: «Руки прочь от народных избранников», «Вся власть Думе», «Да здравствует парламентаризм!» Их держали бабушки в вязаных беретах и девушки в роговых очках. Была и более брутальная публика, выкрикивавшая в адрес царя: «Калигула!», «Тиран!», «Узурпатор!»

Макс отвернулся. Его маршрут пролегал от домика Петра до Михайловского замка. Два жилища, разделенные полосой голых деревьев, мокрыми аллеями, чвакающими дорожками гравия. Император больше любил одинокие прогулки по нижней аллее Петергофа среди старых лип, под звук ударяющихся о камень волн. Но что поделаешь, сюда так сюда.

Вернувшись к решетке, Максим Максимович снова хлебнул из фляжки и храбро шагнул под арку. Сопровождаемый уже меньшим количеством камер, он очутился дома. Жена немедленно вскочила со стула и бросилась к нему, как будто он вернулся из кругосветного путешествия. Снова съемка, снова софиты. Она чудесно изобразила волнение и счастье от встречи. А на ухо благоверному прошептала:

– Что ты делаешь? Тебе нельзя пить. Прадедушка – алкоголик!

Подумаешь, у него как у всей страны. За три поколения можно подняться до небывалых высот. За три – деградировать. Сколько раз мы поднимались? Столько же, сколько падали.

– А это откуда? – Татьяна Федоровна вытащила из рукава мужа длинный шип.

– Э-э, постойте, мадам! – Карл Вильгельмович успел перехватить платком шип из ее пальцев. К нему подоспел адъютант с аккуратным пластиковым пакетиком, куда странный предмет и был опущен. – Думаю, когда мы его изучим, то найдем поломанную электронику. Даже дико вообразить плевательную трубку в нашем климате. Покушавшийся легко мог скрыться в толпе с плакатами.

Татьяна Федоровна уже совершенно искренне схватила мужа за обе руки.

– Это опасно! Слышишь! Тебе нельзя выходить куда бы то ни было.

Макс отстранил жену.

– Хочешь, чтобы я сидел в углу и вязал носок на Рождество? Милая, я царь и буду ходить куда вздумается. Это они в гостях и живут здесь, пока я позволяю. – Он обернулся к Кройстдорфу. – Демонстрации разрешены. Но проверьте имена всех, кто там стоял. Реальных защитников Думы окажется человек десять, не больше.

«Куда интереснее, кто заплатил остальным, – подумал Карл Вильгельмович. – Кажется, перед Рождеством у меня наметилась командировка».

Можно было и не ехать. Послать уполномоченного следователя, подстегнуть местное отделение, там тоже не дураки сидят. Но Кройстдорф хотел проветриться. Подумать на свободе.

– В общем, вы отправляетесь в Фаль, к прабабушке, – сообщил он Варваре.

– Если я соглашусь, то ты мне должен, – отозвалась та.

У Карла Вильгельмовича была большая семья. Отец служил губернатором в Риге. Мать оставалась при нем – первой леди балтийского взморья. Родовым имением Шлисс-Фаль управляла жившая там престарелая баронесса Амалия фон Кройстдорф, дама сколь строгая, столь же и страстная. У Алекса во многом был ее характер. Она участвовала в лыжных гонках, летала на дельтаплане, снималась для глянцевого журнала «Пятый возраст» в линии моды после восьмидесяти и отчитывала арендаторов за молоко ниже 6 % жирности.