Но до швейцара Елисей не дошел. Двери ресторана распахнулись, и на мраморное крыльцо вышел Сафрон собственной персоной. Случайная встреча? Елисей решил, что нет. Он не верил в случайности. Тем более за спиной местного авторитета маячили четыре бугая в дубленках нараспашку. Ну, один-два из них телохранители. А остальные? И почему дубленки распахнуты? Не для того ли, чтобы из-под них стволы удобней было выхватывать?

Сафрон пер прямо на Елисея. Рожа сытая, красная, русским духом, в смысле перегаром, от него за версту несет. Елисей должен был посторониться – именно этого, похоже, и добивался Сафрон. Елисей отойдет в сторону, уступит дорогу. А Сафрон резко затормозит, сделает вид, будто только что узнал его. И наедет. За грудки схватит, встряхнет. Или в нос кулаком двинет. Что угодно может сделать авторитет, лишь бы задавить, унизить, растоптать неугодного. На все пойдет, лишь бы отказчик понял, с кем имеет дело. Лишь бы снова платил дань.

Но Елисей не посторонился. Зато крепко струхнул, когда Сафрон остановился в каком-то полушаге от него. Казалось, он вот-вот ударит его головой. А черепушка у Сафрона прочная, тяжелая – мозги у него не простые, а чугунные.

Но Сафрон не ударил. Даже отступил на шаг. Вкрутил в Елисея взгляд-штопор, будто душу на него нанизал. Казалось, дернется он сейчас назад, потянет на себя душу да выдернет ее из тела, как пробку из бутылки. А может, и хорошо, что он зацепил душу. Не дал ей уйти в пятки.

– А-а, это ты? – скривился Сафрон.

– Ну я! – с вызовом ответил Елисей. Мандраж знобил его тело, но держался он стойко. Ни на мгновение не забывал он, сколько в нем крутизны.

– Головка от буя, – осклабился Сафрон.

Это был не тот цивилизованный гангстер, которого привык видеть Елисей. Сейчас перед ним стоял махровый разнузданный бандит. Разбойник с большой дороги – классический его вариант. Первобытная дикость, нахрапистая грубость, злая неконтролируемая энергия. Елисей чувствовал, как ощущение собственной крутости постепенно растворяется в силе, которой давил на него Сафрон.

– Ты поосторожней!

Елисей хотел, чтобы эта фраза прозвучала жестко, резко. Но вышло как-то хлипко, даже заискивающе.

– А то что? – как на какую-то вошь, посмотрел на него Сафрон.

Елисей не нашелся, что сказать. Сафрон расценил это как свою победу.

– Короче, хряк, – зло процедил он сквозь зубы. – Ты мне «стрелку» забил. В рот тебе потные ноги, а не «стрелку». Завтра перечислишь все бабки, на которые торчишь. Иначе…

Он сделал руками так, будто скручивал шею курице.

– Нет, – мотнул головой Елисей. И покачнулся на ватных ногах.

– Что? – взвился Сафрон.

– Что слышал, – жестко отрезал Петлюра. Елисей будто только сейчас вспомнил о нем и его пацанах. И сразу взбодрился. Расправил взмокшие крылья.

– Ты ничего не получишь! – куда более решительно заявил он. – И сам мне будешь платить…

Одним полушарием мозга Елисей понимал, что спорол дичь. Не должен он был так говорить – по крайней мере сейчас. Зато второе полушарие одобряло его поведение. Надо давить Сафрона. Иди сейчас, или никогда…

– Что ты сказал?! – оторопело сморщился авторитет.

– Кончилось твое время, Сафрон…

Словно не он это говорил, а кто-то другой. Зато какая эйфория, какая острота ощущений. Елисей ощущал себя по меньшей мере Наполеоном.

– Да я тебя…

С неожиданной прытью Сафрон выхватил из-под куртки ствол. Направил его на Елисея. И снова крутость того куда-то исчезла. Как вода в унитаз всосалась.

– А я тебя, – послышался спокойный голос Петлюры.

Он вынырнул из-за спины Елисея. Резко приблизился к Сафрону. Пистолет на его вытянутой руке ткнулся авторитету в щеку.

А спутники Сафрона тоже не зевали. Быстро, натренированно повыхватывали свои стволы. Один взял на прицел Петлюру, трое других направили оружие на его людей. Но и те не спали. Также ощетинились стволами. Пять стволов с одной стороны. И семь с другой. Даже Толик не сплоховал, тоже схватился за «пушку». Численное превосходство было на стороне Елисея. И люди его ничуть не хуже, чем у Сафрона, даже лучше. Только Елисею от этого не легче. Он смотрел в жестокие глаза Сафрона и умирал от страха. Он был беззащитен перед ним, перед силой, которую тот воплощал.

Это сидя в своем кабинете или в машине, хорошо ощущать себя крутым. А когда тебе в лоб направлен вороненый ствол, все твои амбиции вдруг исчезают. И ничего не хочется от этой жизни, кроме одного. Чтобы все оставили тебя в покое. И деньги уже не прельщают, и слава не нужна, и власть над людьми ничего не значит. Хочется только жить. Просто жить. Дышать свежим воздухом и любоваться солнцем, небом, облаками…

Но пощадит ли его Сафрон, не спустит ли он пулю с привязи?

Сафрон обречен. Если вдруг кто-то нажмет на спусковой крючок, авторитет умрет первым. Бойцы Петлюры перебьют всех его спутников – их больше, и стреляют они отменно. Только Елисею от этого не легче. Ведь он тоже сгинет. Умирая, Сафрон нажмет на спуск. Ему-то будет уже все равно… Ох как хочется жить!…

Елисей хотел, чтобы Сафрон знал это. Он даже собрался просить его о пощаде.

Плевать, что подумает о нем Петлюра, Штырь. Плевать на все. Лишь бы жить… Но он не мог молить о пощаде. Страх парализовал голосовые связки… Пять стволов с одной стороны, семь с другой. Противостояние продолжалось.

Выстрелов не было. Зато Елисею казалось, что он слышит, как трещит воздух, до предела наэлектризованный злыми взглядами противников. Все молчали. Никто не решался нарушить эту зловещую тишину. Да и слова сейчас не имели никакой силы – настолько накалена была обстановка.

Тишину нарушил вой ментовской сирены. Даже не вой, а робкий такой взвизг. Что-то взвыло в ночи и тут же заглохло. Но сигнал получен. Менты приближаются. Надо уходить.

Елисей видел, как подался назад Сафрон. Как задом втянулся в двери один его человек, второй. Он сам и его люди напоминали роботов. Окаменевшие лица, механическая ненависть во взглядах, безжизненные, точно выверенные движения. Да какая разница, кто они, роботы или люди? Главное, они уходят. И оставляют Елисея живым.

Противостояние продолжалось до тех пор, пока в дверях ресторана не скрылся Сафрон. Пистолеты продолжали молчать. Елисей не мог поверить, что все закончилось. Сафрон исчез, а он остался жив.

Менты приближались. Только Елисей почему-то не очень их боялся. Пусть его впечатают мордой в землю, пусть выпишут несколько литров «пива». Но ведь его не убьют. Рано или поздно он выйдет на свободу. Выйдет, чтобы жить нормальной человеческой жизнью. И к черту вся эта бандитская романтика с ее никому не нужной крутизной!…

Только Петлюра думал иначе.

– Уходим! – сказал он под скрип тормозов ментовской машины.

Теперь он казался Елисею роботом. И его бойцы тоже. Все семеро они развернулись лицом к «луноходу». И двинулись на него плотной, вооруженной массой.