Все трое представились (фамилии Спартаку ничегошеньки неговорили), потом спросили, известно ли, зачем все они здесь собрались и какойвопрос стоит на повестке дня. Всем, и Котляревскому, было известно. Тогдаподнялся штатский и сообщил хорошо поставленным голосом оратора:

– Товарищи, на повестке дня только один вопрос.Вот... – двумя пальчиками, чуть брезгливо, точно боясь запачкаться, онприподнял со стола листок бумаги – Спартак узнал собственный рапорт. – Мыознакомились с этим, так сказать, творением. Так сказать, трудом. И что я могусказать? Недурно. Очень недурно. Мастерски. То, как товарищ Котляревский ловкоуходит от ответственности, как всю вину за случившееся перекладывает с себя накого угодно, на что угодно, – достойно всяческой похвалы. Я предложил бынапечатать это в «Боевом листке». А что? Хороший стиль, писать он явно умеет,грамотный опять же, лично я ни одной ошибки не нашел... Может, вам, – тутон соизволил посмотреть на Спартака, – в писари стоило бы податься?..

Если бы не предупреждение Серегина, сейчас Спартак вспыхнулбы, как лужа бензина. Товарищ в цивильном выжидательно смотрел на него, нопоскольку никакого вопроса задано не было, Котляревского ничто не обязывалооткрывать рот, и он промолчал. Только, едва сдерживаясь, понуро опустил голову– мол, стыдно, товарищи дорогие, ох, стыдно, не надо меня ругать, я больше небуду.

– Вот только одно я не могу понять, – малость увеличилобороты штатский, – трусость это, недомыслие или... или что-то другое. Несогласны? Кто-то может подумать – пустяк. А представим себе, что подобноепроисходит на фронте. Истребитель товарища Котляревского, понимаете ли,заблудился в облаках, а в этот момент эскадра вражеских бомбардировщиков(«Эскадра?!» – мысленно восхитился Спартак и опустил голову еще ниже)прорывается в наш тыл. И вот уже нет города, нет села, нет оборонного завода.Сотни семей остались без крова, дети – без матерей, рабочие – без жен...

И он запнулся, не смог продолжать от поступившего к горлукомка.

– Позвольте мне, – тут же встал моложавый полковник влетной форме – очевидно, тоже смекнул, что цивильного несет явно не туда. Иначал почти отеческим тоном, обращаясь к Спартаку: – Вы идете установленным порядком.И вдруг теряете бомбардировщиков. Почему-то бомбардировщики друг друга непотеряли, а вот истребители-бомбардировщики – запросто... Впрочем, отставить.Не истребители, а истребитель. Ведомые выполняли ваши маневры, к ним у наспретензий нет, а вот что вы выполняли, Котляревский? Объясните.

– Я там все изложил, – буркнул Спартак.

– Вы не знали задания, поставленного командованием передгруппой «СБ», – поддакнул третий орел в форме. – Вам была неизвестнаконечная цель, полетное задание смежников... Но ваша-то задача вам былаизвестна, здесь вы сами ее прописали – сопровождать бомбардировщики от точкирандеву до точки сброса и обратно... Или это задание для вас излишне сложнымоказалось? А? Начнись атака вражеских истребителей, сколько машин мы бы потеряли?Причем, заметьте, машин вместе с экипажами и невыполненной боевой задачей...

– Если б была связь да хотя б визуальный контакт, чтобыповторять маневры! – позволил себе чуть возвысить голос Спартак.

И пошло-поехало. А почему не было визуального контакта?Потому что была облачность. А подойти ближе? А вы попробуйте подойти ближе вусловиях плохой видимости! Малейший вираж – и мы столкнемся!.. Тише,Котляревский, не кипятитесь, отвечайте спокойно, по существу... Почему вы селине на своем аэродроме? Поскольку топливо было на нуле, я писал об этом и окоменданте, о котором все... Ясно-ясно, с комендантом мы разберемся. Тоже,кстати, вопрос, почему истребители не сразу заправились и не сразу взлетели...Но вы, вы-то что же, не умеете рассчитывать запас топлива? Зачем совершатьвынужденную? Ах, вам попалась по пути колонна немецких танков, и вы решилиобстрелять ее всем звеном... Ну да, понятно, бомбардировщики все равнопотеряны, времени свободного теперь навалом, так почему бы и не порезвиться...А вот интересно: в вашем полетном задании было сказано хоть слово о танковойколонне? Или, может быть, обстреливать колонну танков вам приказали устно? Ах,никто не приказывал? Так почему вы ее обстреляли, горючего было много? Илипатроны лишние? И кстати: сколько вражеских танков вы уничтожили? Я-асно...зато патроны извели, не говоря уж о топливе, машины посадили черт знает где...И если б вы были зеленый новичок, не нюхавший пороха... Вам когда-нибудьобъясняли, товарищ Котляревский, что есть такое понятие: дисциплина?..

Ну вот, еще и немецкие танки припаяли. И Спартак с тоскойвдруг понял, что, может, и не трибунал, но из авиации его попрут точно.

Часа полтора его мытарили, и все это время ленинская комнатабыла переполнена, лишь изредка кто-нибудь выходил быстренько перекурить накрыльцо. Все молчали, внимательно слушали. Никто не заступился. Хотя Спартак –да и все остальные – прекрасно понимали: заступайся не заступайся, апоказательная порка есть показательная порка. Потеря бомбардировщика – это нехухры-мухры, кому-то же надо надавать по шапке, так почему бы и не стрел...пардон: не летчику?

Потом тройка удалилась на совещание, всех попросилиразойтись – мол, приказ будет вывешен на доске объявлений, и Спартака тут жеокружили сочувствующие лица; его утешали, называли гостей разными нехорошимисловами, говорили, что все обойдется...

Никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелосьразговаривать.

Котляревский мягко высвободился из участливых рук, пошел ксебе в кубрик и завалился на постель прямо в обуви.

Не обошлось.

* * *

Под трибунал не отдали, партбилет не отобрали, в звании непонизили и вообще из авиации не выперли – и на том спасибочки. Причем личнотоварищу Серегину: постарался, замолвил, где надо, словечко.

Но из летчиков-истребителей пришлось уходить. Тут уж дажеавторитет командира не спас. Спартака перевели куда-то под Таллин, на какой-топродуваемый всеми злыми балтийскими ветрами остров Эзель, на какую-то вшивуюбазу Кагул, где вроде бы базировались истребители, но было вакантное место дляпилота бомбардировщика.

Что ж, будем тихоходом. Какая, в сущности, разница? Тишеедешь – дальше будешь. Хоть не в наземные службы перевели, не вмеханики-техники...

Так что отвальная и – прости-прощай, братья-летуны, незабывайте каждые сорок секунд оглядываться, разрешите идти, товарищ командир,спасибо за все, фибровый чемоданчик в руку, назначение в зубы, на славноймашинке «Газ-АА» до соседнего аэродрома – оттуда как раз до этого островадолжен лететь грузовой ероплан, как говорил Жорка Игошин...

А на душе все равно было нехорошо.

* * *

Ничего, не так уж все и плохо. Холодная даже в июле Эстония,серые воды Балтики, фронт совсем рядом – Восьмая армия Северо-Западного фронтапока держится, но вот-вот начнет отходить на север, к Финскому заливу. Так чтовремя от времени залетают на огонек голуби из Люфтваффе и гадят вокруг, дапериодически пакостят, как могут, эстонские националисты. Могут мало, но всеравно пакостят...