И даже в американском комбинезоне, так вашу штатовскую маму,холодно.

Да. Спартак, как это ни смешно выглядело со стороны, летелвыполнять задание Сталина по бомбежке Берлина на советском самолете... но вамериканском комбинезоне.

А что, скажите на милость, можно было поделать?!

Этот неуклюжий Павлов, который должен был быть на местеСпартака, но столь удачно повредил ножку во время футбола, оказался парнем наредкость суеверным. Котляревский знавал подобных летунов – скажем, если закуритперед полетом, а пепел с сигареты не будет стоять столбиком, осыплется раньшепоследней возможной затяжки, то удачи в задании не жди, и он, летун, станет поэтому поводу всячески от задания уклоняться. Или если прикрепишь на стеклекакую-нибудь висячую игрушку, а та свалится в полете, то, согласно примете,тебя ждут-поджидают еще более верные кранты... И так далее.

Да и сам Спартак, признаться, скрупулезно соблюдал некоторыеритуалы, кои обязаны были привести к успешному возвращению после боевойоперации... А что тут такого? Он сам видел: все тот же незапамятный ЖоркаИгошев постоянно брал с собой в кабину фотографию Любови Орловой. Не то чтобыон млел по советской актрисе – просто пунктик такой был. И фото он оставилв истребителе на запасном аэродроме, а к нему, к истребителю, отправился на«уточке». Без фотографии... И – вот вам результат.

Или, скажем, некий капитан, еще перед войной, всегда, всевремя, перед тем как лезть в кабину, три раза хлопал свою «спарку» по фюзеляжу.Ну, вроде, не боись, напарник, вернемся... А однажды посадил вместе с собой вкабину курсанта и – то ли забыл, то ли постеснялся выказать суеверие передмолодым, – однако ж не похлопал. И обоих потом отскребали от ВПП лопатами...

В общем, Спартак, когда ему новые соратники по секретупередали, что охромевший Павлов никогда – понял, брат? – никогда! –не поднимался в воздух в каком-либо ином комбезе, кроме как вот в этом, простигосподи, заокеанском, Спартак сначала не поверил. Но посмотрел на слишком ужсерьезные рожи штурмана Берковича и стрелка-радиста Черкесова и... и убедился,что парни не шутят.

Американский комбинезон, дескать, спас Павлова в Испании,где он и получил его в подарок.

Американский комбинезон спас Павлова в начале войны, когдапо причине нештатной формы (а именно заграничного комбеза) его не допустили кполетам и даже отдали под трибунал, но в результате из всего соединения выжилон один, и трибунал отменили, потому как и без того воевать некому было.

И еще неоднократно спасал Павлова этот комбез в разныхситуациях, о которых здесь и сейчас нет ни места, ни времени рассказывать.

Короче, Спартак вынужден был согласиться с экипажем инацепил сию бесову одежу, хоть и велика была ему. А что вы хотите? Чужой самолет,чужой экипаж, чужое задание... Стало быть, ни в коем случае нельзя пренебрегатьи чужими приметами... Нет, на борт он поднялся в нормальном, советском летномкостюме, но пока готовились к вылету, быстренько, за креслом, переоделся вамериканское. Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси, спаси и помилуй.

– Эх, горяченького супчика бы... – пробормоталБеркович.

– А лучше чего-нибудь горячительного, – поддакнулстервец Лешка.

– Погодите, – сказал Спартак, – скоро и горячеевам подадут, и холодное, по полной программе... – Он посмотрел на компас.Пока вроде идем точно. – Штурман, что там с курсом? Не заблудимся в такихоблаках?

– Контрольный береговой ориентир через час, – ответилБеркович. – Тогда и узнаем.

Штурман упал средь бутылок пустых,

Мы в облаках заблудились густых... –

себе под нос пропел стрелок-радист на мотив«Крутится-вертится шар голубой».

– Уши оторву, сопляк, – беззлобно сказал Беркович.

– Кончай трепотню, – сказал Котляревский. –Штурман, следи за курсом. Стрелок, следи за воздухом.

Заткнулись вроде. Спартак потянулся за бортовым журналом.

* * *

...Два часа полета. Высота шесть тысяч. Температура в кабинеминус тридцать пять. Без конца тянет зевать, голова будто свинцом налита.Спартак приказал надеть кислородные маски. Немного полегчало, в глазах прояснилось.Гудят моторы. Внизу облака, облака, облака. Вверху звезды, звезды, звезды.Противник не показывается. В общем, тоска, товарищи.

Правильно говорят про боевые вылеты бомбардировщиков:«Несколько часов скуки – и несколько секунд ужаса».

– Интересно, а Героев нам дадут? – вдруг спросилнеугомонный Лешка.

– Обязательно! – с ехидцей сказал Беркович. –И маршалов дадут. А потом еще раз дадут.

– Не, я серьезно, – не унимался Черкесов. – Вотежели мы Рейхстаг расфигачим, это ж значит войне конец, а?! Представляете?Всего две бомбы – и мы победили!

На этот раз, кажется, он и в самом деле говорил серьезно.

– У нас другое боевое задание, забыл? – напомнилСпартак.

Хотя и сам не раз представлял себе, как они, при полномпараде, прилетают в Москву и там, в каком-нибудь красивом зале, появляются изкрасных коробочек золотые звезды. Может быть, даже кабинет самого... ну, необязательно, но почему бы и нет? Это был приказ самого, и они его выполнили счестью. Не каждый день, в конце-то концов, дальняя авиация бомбюжит Берлин,логово бесноватого...

– Кстати, расчетное время, – доложил Беркович. –Поздравляю, товарищи пассажиры, подлетаем к южному берегу Балтийского моря.

Спартак глянул вниз. Сплошные облака, в разрывах между нимини черта не видать. Спросил:

– Ну и где твой ориентир?

– Я откуда знаю? Где-то там, внизу.

– Умник...

– Ага, вон он, берег, что я говорил!

И действительно: над сушей облачность была значительно реже,и очень скоро они увидели изломанную береговую черту. А там Беркович засекориентир, и самолет взял курс на следующую контрольную точку – вражескийаэродром Штеттин, откуда до Главной Цели всего ничего... Видимость былапрямо-таки исключительной, зенитки береговой охраны молчали, истребители нероились вокруг, и даже не по себе становилось: ну не могло им так везти, немогло, и все.

На освещенном аэродроме вовсю кипела жизнь! Отлично быловидно, как выруливают на ВПП крошечные, будто игрушечные, самолетики, снуеттуда-сюда транспорт обеспечения. И никто непрошеных гостей не замеча...

А, проклятье, заметили!

Один за другим стали включаться посадочные прожекторы,мощные лучи зашарили по небу.

– Изготовиться к противозенитному маневру! –скомандовал Котляревский и покрепче сжал штурвал. Напрягся, ожидая разрывов...

Секунда. Другая. Тишина.

– А чего ж не стреляют? – почему-то шепотом спросилстрелок-радист.