Кто?! - я не поверила своим глазам.

«Мои родители»

Габриэль сделал неопределённый жест рукой, но я сама уже увидела с края галереи миловидную светловолосую женщину и рядом с ней мужчину, точнее, молодого человека. Лицом и цветом волос Габ походил на мать, но и с отцом у него было неуловимое сходство - в выражении глаз, в этой ироничной полуулыбке...

«Ты не знал?» - я тихонько коснулась его предплечья. Габриэль выглядел... Растерянным. Это было слишком непривычно. Прочитав по губам мой вопрос, он отрицательно покачал головой.

Вечером после ужина мы снова пришли к портретной галерее, втроем.

- А они... Ну... - я замялась, не в силах выговорить "живы".

- Они работают в столице, - отрывисто сказал Габ. - Мы не часто видимся. Когда я сказал, что буду поступать сюда, они... Ничего не ответили. Просто сказали - хорошо, делай, как считаешь нужным. Они всегда так говорят, - неожиданно зло добавил он.

«Изначально разноглазик предоставил нам другую версию событий»

«Я в нее сразу не поверила»»

-Проректор на зачислении сказал, что в академии не может быть случайных людей, -вспомнила я. - теперь понятно... Хотя все ещё непонятно по поводу нас с Ларсом. Наши родители обычные люди! И их здесь нет.

- Может быть, есть другая причина, - Габриэль явно был недоволен собственным всплеском.

Он подошёл ближе к галерее изображений и стал деланно-внимательно рассматривать лица. Я подошла тоже - и у меня словно на секунду остановилось сердце.

- Габ! Ты её видишь?

Он оторвался от изучения портретов и подошёл ко мне.

- Кто это? Тоже твоя родственница?

- Нет! Точнее, я не знаю. Я видела её во сне, всего один раз, но... точно, она недавно снилась мне. Её зовут Корнелия.

Я смотрела на женщину, очень красивую, яркую и в то же время по-королевски гордую. Могла ли я случайно увидеть ее лицо среди сотен других, запомнить настолько, чтобы мое сознание воспроизвело его во сновидении? Это было единственное разумное объяснение, и все же.. .в моем сознании она была другой. Немного старше. Добрее. Совершенно реальной.

«Случайных людей здесь не бывает», - снова рефреном прозвучала в сознании уже избитая фраза.

В библиотеку мы пошли вдвоем с Ларсом. Габ был не в духе и в принципе, его можно было понять. Что бы почувствовала я, если бы узнала, что отец тут учился и не говорил мне?

«Не знаю, как ты, а я бы долго ржал»

«Тебе только повод дай»

- Ну а что тут такого, - бурчал вчера Ларс, после того, как Габ сдержанно попрощался и резко ушел к себе. - Ну, не сказали и не сказали. Может, не хотели влиять на его выбор. Или расспросов не хотели. Или они тут плохо учились, и боялись, что сынок все узнает.

- Или, что вероятнее, они просто не могли рассказать, - предположила я. - Если учитывать, насколько легко они тут накладывают заклятия молчания и насколько они неприятны. Да и одно из правил Академии - никому не говорить об Академии.

- А ты уже испытала на себе ее действие? - неожиданно спроси Ларс. - Ну, этой магической печати?

Я промолчала.

- А хочешь, я сам ему расскажу? - неожиданно предложил Ларс. - У меня-то печати нет. Он же тебя не выдаст.

- Не надо.

- Да почему?! Он ведь тебе нравится.

Не вопрос - утверждение. Мне стало стыдно. Странно. И Ларсу я ничего не обещала, и никогда он ничего такого в моем отношении не... Ну, почти никогда.

- Нравится, не нравится, - сердито буркнула я. - Мало ли что. И давай уже закроем эту тему. Я здесь учусь. И учиться здесь я могу только как Джеймс. Поэтому до конца этой учебы я буду Джеймсом. Тема закрыта!

Ларс кивнул, и, отвернувшись, принялся листать уже практически исписанную кипу бумажных листов. А я свернулась клубочком на кровати. Нравится, не нравится. Влюбленность - обоюдная игра, игра на двоих. Как дружба. Невозможно дружить безответно, односторонне, это просто смешно. И хотя в моей жизни не было опыта каких-либо «любовных» отношений, я выпестовала в себе твердую убежденность -неразделенной любви у меня не будет. Никогда. Я полюблю того, кто будет любить меня.

И это уж точно не Габриэль. Грустная и, если честно, глупая правда заключается в том, что сейчас я легко могу объяснить всё, что угодно, своей немудреной тайной.

Теперь мне было страшно остаться один на один с жизнью без такого доспеха.

***

Сегодня дверь в библиотеку - деревянная, очень и очень ветхая, местами явно поеденная какими-то оголодавшими жучками, душевно заскрипела, пропуская нас с Ларсом внутрь. Меня порадовал этот скрип, настолько он был живой, настоящий, словно теплая весточка из прошлой жизни. Этот скрип резал тишину.

Мы вошли по деревянным доскам, столь опасливо прогибавшимся под нашим весом, что я немного отстала, опасаясь неминуемого провала вниз. Странно. Само здание Академии и все остальные корпуса были если не новыми, то очень крепкими и словно бы отмытыми -взять хотя бы наши учебные столы. Мы очутились в небольшой комнатке, напоминавшей хуторскую самодельную баньку - низкие скамьи по краям, вязанные коврики, ветхие и явно пыльные, деревянное кресло-качалка в углу, на стенах букетики из засушенных цветов и трав.

Ни одной книги. И ни одной двери.

Мы выразительно переглянулись. Неужели у адептов столь низкий познавательный интерес? Или.

Кресло в углу, доселе стоявшее высокой спинкой к нам, внезапно закачалось и заскрипело, а потом развернулось, словно бы пододвинутое чей-то невидимой рукой. Я против воли вцепилась в рукав рубашки Ларса. Неосознанный жест и насквозь девчачий, стыдоба. Было бы чего бояться.

«Ну да, будущие трупокопатели не должны бояться трупов, они должны их любить»

Ссохшееся сухонькое тело при жизни, очевидно, принадлежало очень и очень старой женщине. Абсолютно бескровное лицо напоминало засохший и обветренный говяжий антрекот. Темную кожу, плотно обтянувшую череп, столь непривычную в наших краях, обрамляли серовато-желтоватые клочки волос, неравномерными пучками торчавшие из головы. Чуть приоткрытые почти черные губы обнажали довольно крепкие, но, увы, немногочисленные зубы. Желтоватые руки, тонкие и когтистые, словно куриные лапки, сжимали явно поеденный молью шерстяной клубок, из которого торчали ржавые спицы.

Кричать, падать в обморок, звать на помощь не хотелось. Очевидно, несчастная скончалась много лет назад и, вероятнее всего, от глубокой старости.

«Да ты прям следователь»

Мы с Ларсом снова переглянулись. И тихонько развернувшись, двинулись обратно. За спиной раздался скрип, уже не показавшийся ни уютным, ни теплым. Жуткий, проникающий под кожу скрип. Обернулись, и на сей раз Ларс вцепился мне в рукав. Мертвая женщина стояла на своих ногах и смотрела на нас немигающими желтыми глазами.