– А вот я о вас был лучшего, – протянул я и замолчал, наблюдая за его реакцией.

Аурильо заерзал на стуле, и мне показалось, что тот под ним вот-вот развалится.

– Ну что у вас, выкладывайте, – глухим голосом произнес он и потянулся к кофе. – У меня мало времени.

– Думаю, на это у вас время найдется, – улыбнулся я и бросил перед ним на стол конверт с фотографиями.

– Что это?

– Картинки из вашей жизни.

– Не понимаю вас.

– А вы взгляните, взгляните, – подбодрил его я. – Очень занятно. Я прямо-таки оторваться не мог.

Генерал, не глядя на меня, извлек из конверта толстую пачку фотографий и принялся их рассматривать. Я удовлетворенно отмечал, как с каждым новым снимком его лицо вытягивалось и, как хамелеон, меняло цвет: из багрово-красного оно стало белым. Аурильо достал платок и протер обильно вспотевшую лысину. Не выпуская фотографий, он свободной рукой потянулся к кофе. Рука дрожала.

– Я думаю, вам надо выпить что-то покрепче, – предложил я и налил ему полную стограммовую рюмку коньяка.

Не возражая, он одним махом опрокинул ее в себя. Потом поднял на меня бесцветные глаза:

– Откуда это у вас?

– Выкупил у одного журналиста, – соврал я.

– У кого?

– Не имеет значения. Негативы тоже у меня.

– Сколько вы за все хотите? – Голос Аурильо надломился до хрипоты.

– А почему вы уверены, что я не отпечатал кроме этих фотографий еще несколько экземпляров подобного комплекта?

– Вы честный человек, сеньор Алесандро. Вы не можете так поступить со мной.

– Еще как могу, – я подался в его сторону.

– Ну так сколько? – взмолился Аурильо. – Назовите сумму. Я заплачу.

Я опять непринужденно откинулся на спинку стула и тоном, не допускающим возражений, заявил:

– Меня не интересуют деньги. У меня их достаточно.

– Так чего вы от меня хотите? – Сбитый с толку, генерал развел руками.

– Вот это другой разговор. Курите. – Я протянул ему сигару, подождал, пока он ее раскурит. – Я хочу, чтобы вы делились со мной кое-какой информацией.

Сигара застряла у Аурильо во рту. Он с трудом ее оттуда вынул.

– Что вы имеете в виду?

– То, о чем вы подумали, генерал. Этот любопытный набор можете забрать себе на память. Негативы останутся у меня. И пока мы будем дружить, уверяю вас, ими никто не воспользуется. Даю вам слово.

– Вы хотите заставить меня заниматься… – он запнулся на полуслове.

– Не хочу, а заставляю, – поправил я. – Вы представляете, что будет с вами, если эти картинки попадут в газеты и на стол к вашему министру. – Аурильо помолчал, видимо рисуя в воображении свою безрадостную судьбу, а я продолжал: – Единственное, чем вы сможете заниматься, – это, судя по фотографиям, сниматься для порножурналов. Как вам такая перспектива?

– На кого вы работаете? – наконец разлепил губы генерал.

– Это не важно. Главное, что вы будете работать на меня. И прошу учесть – не бесплатно.

Аурильо выкатил глаза. Я плеснул ему еще коньяка.

– Да не смотрите вы так. Выпейте. – И протянул рюмку.

Он тут же молча выпил и налил себе еще.

– Что вас интересует? – Аурильо вздохнул: он сдался.

– Я вам позвоню. – Я дал понять, что наш разговор окончен.

Генерал неуверенно поднялся и повернулся к выходу.

– Дон Педро, – окликнул я, – не стоит так расстраиваться. Думайте о другом: лишние деньги еще никому не помешали. В нашем случае речь идет о больших деньгах.

Он покачал головой и, словно идущий на казнь, пошатываясь, удалился.

Я просидел еще с десять минут и вышел к своей машине тем же путем, что и вошел.

1 февраля 1968 года.

Я не беспокоил Педро Аурильо полтора месяца. Хотел дать ему успокоиться, на трезвую голову хладнокровно обдумать мое предложение. Возможно, он уже начинал подумывать, что все само собой обойдется и ничего такого с ним не случится. Происшедшие за это время события вынудили меня прервать его психологический «отпуск».

Мы встретились в ресторанчике дядюшки Пепе в воскресенье в то же время. Меня интересовало, как генерал поведет себя в этот раз. Его реакция должна была сказать: будет он со мной сотрудничать или же… об этом думать не хотелось.

Аурильо появился без опоздания на удивление спокойным. Увидев, что, кроме кофе, на столе ничего нет, заказал коньяк.

– Я вижу, вы пристрастились к спиртному, дон Педро? – заметил я. – Или это я на вас так действую?

– Да бросьте вы, – отмахнулся он и осушил полную рюмку.

Я положил перед ним декабрьский номер «Буэнос-Айрес геральд» с обведенной красным карандашом небольшой статьей.

– Что это? – Аурильо принялся читать.

– Сообщение о посещении вашим шефом Соединенных Штатов. Трехдневный визит в Вашингтон, – прокомментировал я.

– Допустим.

Я разложил другую, свежую газету, датированную двадцать девятым января, и указал на еще одну статью.

– А это сообщение об ожидаемом прилете в Аргентину министра обороны США.

– Да, я в курсе всего этого. – Аурильо занервничал.

– Мне необходимо знать, – начал объяснять я, – с чем связаны эти визиты министров. Что они затеяли? И желательно, чтобы все было подтверждено документами. Ясно, что за этим стоят интересы их государств. Военные просто так кататься в гости друг к другу не будут. Я пока свое слово держал, – напомнил я.

Аурильо ничего не сказал. Мы распрощались. Но я уже знал, что он выполнит мое поручение.

Через две недели генерал позвонил сам. То, что он передал при встрече, поразило меня. Это была копия с документа под грифом «Совершенно секретно» – план нанесения превентивного ядерного удара по СССР с территории Аргентины. Разработанный совместно с США и под их чутким руководством, он предусматривал размещение в Аргентине американских ракет с ядерными боеголовками, а у берегов – атомных подводных лодок. Только сейчас я отчетливо начал осознавать, насколько дальновидны были тогда, семь лет назад, мои руководители, когда затеяли эту опасную и долгую игру, запустив меня во враждебный, чужой мир.

Я вручил генералу Аурильо конверт с десятью тысячами долларов наличными. И по блеску его глаз понял – этот с крючка не спрыгнет. Да, будет бояться, трястись за свою шкуру, но работать будет. Войдет во вкус, еще и перерабатывать по собственной инициативе станет.

Воспользовавшись своим личном каналом, я отправил телеграмму в Афины и приготовился к встрече с курьером.

5 марта 1968 года.