Стрельников вздохнул и осторожно, чтобы не скрипнул диван, рывком поднялся. Ему всего — то и надо было взять ноутбук. Уверенный, что выучил кабинет наизусть, Стрельников, не включая свет, направился к письменному столу. О комоде, стоящем почти у изголовья, он вспомнил, когда резкая боль раздалась в бедре. Настольная лампа, которую он поленился включить, задребезжала. Он неуклюже попытался ее придержать, но получилось только хуже — лампа еще больше качнулась и свалилась на пол. Через пару минут минуту в дверь постучали. Стрельников, наконец — то, включил верхний свет и открыл дверь.

Разбитое стекло Саша убрала быстро, считая, что лампа просто отжила свой короткий век. Разбилась — значит на счастье. Правда, на счастье бьется посуда, а вот к чему бьется лампа — они не знали. Жизнь покажет.

Потом они пили чай прямо в кабинете. И она, подобрав ноги, сидела в кресле, внимательно слушая Стрельникова, со всех сил стараясь не пялиться на него. Ей это удавалось с трудом потому, что Стрельников сидел напротив на скрипучем дедушкином диване, упершись ручищами в колени. Она переводила глаза с его босых ног сорок пятого размера на помятую футболку и обратно.

Стрельников долго колебался, стоит ли рассказывать всю эту историю Саше, пока не поймал себя на мысли, что ей давно все известно. Женщина с такими глазами, обычно все знает сама. Ей даже полуправды не скажешь. Не получится.

Ни одной женщине Павел никогда не рассказывал о себе. Работа их не интересовала, окунаться в юность не было резона, говорить о Софье, родителях и городах где он бывал, он и сам не считал нужным. И вдруг ему стало так интересно все, что было с ним до этого вечера. Не рассказал он Саше только о Лере, как и о других женщинах, с которыми просто спал.

Она все время сидела в кресле, не шевелясь, изредка кивая головой.

— Павел, ты совершил должностное преступление, или как это называется?

— Так и называется. У меня на тот момент, когда все это завертелось, не было другого выхода.

Он представил, что могло быть, если допустить утечку информации. Он никогда не смог бы доказать, что он до этого не причастный.

— И что теперь делать?

— Пока не знаю.

Стрельников действительно не знал. Он проделал огромную работу, осталось за малым — закачать липовые данные в клиентскую базу и ждать, кто позарится на эту информацию. Но для этого он должен стань ни много, ни мало — человеком — невидимкой.

— Почему бы тебе не поговорить с начальником охраны?

— Месяц назад Говоров выкупил свою квартиру. Она была в залоге. Ты представляешь, какие это деньги?

— Это еще ни о чем не говорит. Мало ли какая ситуация. И потом, если б твой начальник был бы в чем — то замешан, не стал бы тебе говорить о квартире.

Стрельников кивнул головой. И было не понятно соглашается он с ее доводами или думает о чем — то своем.

В гостиной часы пробили три часа ночи.

— Ты мне можешь не верить, но это не Говоров.

Стрельников снял очки, привычным движением потер переносицу. Вот и она туда же. Хороший человек. Говоров не может. Тогда кто? Кто — то же затеял эту игру? И откуда ей, такой правильной, знать, как бывает в неправильной жизни?

— Но я знаю, что надо делать. Только, пообещай, что не будешь перебивать, смеяться, и не скажешь «нет».

От вида, с которым Саша загибала пальцы, выдвигая свои требования, Стрельников рассмеялся

Нинель Станиславовна позвонила дочери в самый не подходящий момент, когда Лера только начала составлять список необходимых для отдыха вещей.

Ревизия гардеробной комнаты оказалась более чем утешительной: сарафаны, майки, короткие шорты, подчеркивающие длину ее загорелых ног, туники, рубашки — аккуратно висели на своих местах. Широкие сарафаны, вышедшие с моды и несколько кофточек, Лера бросила на пуфик. Жаль, что фирменные вещи достанутся домработнице, но не выбрасывать же на помойку. Представив радость Натки, Лера немного поколебалась — стоит ли доставлять удовольствие надоевшей домработнице и что бы не передумать, с сожалением сгребла яркие тряпки в большой бумажный пакет, оставшийся с прошлой покупки в Пассаже.

Вещей, которые надо было купить в ближайшее время, оказалось не так уж и много. Лера аккуратным почерком бывшей отличницы старательно записала первым пунктом купальники. Купить надо минимум два, а лучше три. В тон купальников следовало приобрести сланцы и парео. Она только собиралась написать «панама», как на пуфике задребезжал телефон. Разговор с матерью, да еще с утра, не сулил ничего хорошего.

— Лера, ты оконченная дура, или только прикидываешься?

Вопрос Нинель Станиславовны, не позволяющей себе подобных выражений, ошарашил Леру.

— Не заводись. Что- то случилось?

— Мне отец сказал, что ты просила в него деньги и летишь отдыхать без Стрельникова.

— Да, лечу. И ничего страшного в этом не вижу. Знаешь, на новый год Дед Мороз иногда дарит подарки даже взрослым девочкам. Стрельников летит к родителям. Или ты решила, что я обязательно должна быть рядом и всю новогоднюю ночь слушать, какой у них чудный сын, и во сколько лет он начал самостоятельно писать в горшок? Павел прекрасный человек, но меня тошнит от семейного ужина. Понимаешь? Тошнит.

Лера швырнула не дописанный листок и опустилась на пуфик. Пакет с ненужными вещами, несмотря прочность, лопнул. Неприятный разговор, похоже, затянется. Дальше последуют причитания о Лериной непутевости. Под конец мать, по обычаю, усомнится, не подменили ли ей дочь еще в роддоме. Если запастись терпеньем и не перечить, не перебивать, то разговор скоро окончится.

— Ты меня слышишь? Почему молчишь?

— Потому, что внимательно слушаю. На тебя не угодишь.

В загородном доме повисло молчание. Нинель Станиславовна искала новые контраргументы.

— Ты хоть понимаешь, что Стрельников тебя красиво выпроводил на праздники, что бы провести его с другой женщиной? — Нинель Станиславовна нарушила молчанье.

— Стрельников, я тебе еще раз повторяю, новый год встречает с родителями, — Лера сдерживалась, чтобы не сорваться и не нагрубить матери. Однажды она в сердцах бросила трубку, в результате Нинель Станиславовна незамедлительно нагрянула. Скандал, затянувшийся на несколько часов, имел сокрушительные последствие. Акулин на целый месяц заблокировал дочери кредитную карточку.

— Пусть будет так, как есть. Вернусь с отдыха, и тогда во всем разберемся. Мы разберемся сами, — с нажимом, злясь на матерь за неуместный звонок и разговор, ответила Лера. На том конце послышался скрип. Нинель Станиславовна опустилась в кожаное кресло, настраиваясь на продолжение разговора.

С кухни потянуло горелым. Ржаные гренки, за время препирательства с матерью, были готовые для мусорного ведра. Лера открыла настежь окно. Свежий, холодный воздух ворвался на кухню.