– Ну почему один, – сказал Гоша не слишком уверенно. – Кимы почти все тут, у них лук же, и Амиржона я вроде давеча видел. Или это в октябре было?

– Вот именно, – отрезала Маша.

Гоша разозлился:

– А мне никто и не нужен. И вообще, ты так предъявляешь, будто это я авиацию запретил.

– А кто – я? Кто голосовал-то за все это: озоновый слой, экология, восстановим природу? Не вы, что ли?

Одна из упаковок у входа щелкнула и, обдав сени озоном, опала желтой пылью по полу и все равно блестящему судку, очевидно, с кимчи или кхоннамульгуком. Значит, Кимы и впрямь не уехали. Гоше стало полегче. Он примирительно сказал:

– Ну попробуйте все-таки, хочется с Маечкой нормально поговорить.

– Как будто ты поймешь, – пробормотала Маша. – Дед, мы думаем, честно. Может, на Байкал получится – вот по пути и к тебе попробуем.

– Так там вроде китайская квота в этом и следующем году.

– Есть варианты, – сказала Маша уклончиво.

Гоша не стал углубляться в тему, чтобы не раздражать, и со вздохом спросил:

– Маш, а Маечка – она вот зачем так, не по-русски, а? Назло мне?

– Господи, дед, ты-то тут при чем? И почему – назло? Просто… так. Все они так. Зара вон соседская строго на праайнском говорит, а она сама его восстановила, словарей нет, родители вешаются, и остальные, и оболочки. А Мик, он годом младше, вообще только граф-кодами общается.

В кого они только такие, хотел ехидно поинтересоваться Гоша, но вовремя сообразил, что выйдет крайним, поэтому раздраженно уточнил:

– Запрещали же все языки, кроме русского, почему…

– Дед, ты совсем за политикой не следишь? Запретил прошлый созыв, а сейчас созыв отмены запретов, еще два года будут все предыдущие отменять. А потом уже опять все позапрещают.

– Дожить бы и пережить бы, – продребезжал Гоша старческим голосом.

Маша повелась, сказала сурово:

– Вот именно. Что у тебя с активностью?

Гоша, растопырившись, продемонстрировал тренировочный костюм:

– До вечера не снимаю. Пять подходов на каждый уровень по пятнадцать минут, массаж и все сначала.

Он дурашливо обозначил демонстрацию бицепса, потом брюшного пресса. Тренировочный костюм обрадованно начал терзать трапециевидную, пришлось шлепнуть. Маша суровости не сбавила:

– Бегать все равно надо.

– Начнем, прям со следующего года. Да, Пес?

Пес кивнул и принялся шумно чесаться.

– У тебя все еще Пес? – изумилась Маша. – С них же даже поддержку сто лет как сняли. Давай тебе сов-ременную оболочку поставим, как раз акция сейчас…

– Чтобы новая всё мне запрещала похуже тебя? На фиг. С этим-то еле справляюсь.

Пес широко, со скулежом, зевнул и поморгал влажными глазами. Гоша показал ему кулак.

– Так они вредные вещи запрещают, кофе там, красное мясо, жирные…

– Маш, давай я сам решу, что мне вредно, а что нет, а?

Маша вздохнула и утомленно спросила:

– Мэй, как отличить пенса от свежего?

Маечка немедленно вернулась в поле видимости, схватила мать за локоть, прижавшись к нему еще и щекой, и отбарабанила:

– У пенса тату, пирсинг, чипы и самомнение.

Гоша, поморгав, потер предплечье, слишком гладкое даже через тренировочный рукав, и мстительно спросил:

– А у свежего что?

– Свежесть, – ответила Маечка, пожав плечами, сделала ручкой и скрылась.

– Это быстро проходит, – сказал Гоша грустно. – Мать там как, сигналы посылает?

Маша точно так же, как дочь, пожала плечами:

– Иногда. Жива-здорова, это точно.

– Ну, привет ей. Если позвонит, от меня поздравь.

– Так она не празднует.

– А вы празднуете? – поинтересовался Гоша.

– Ну вот звоню же.

– Спасибо. А так нет, получается. Эх, Маш. Ну главный же праздник вообще.

– Да какой праздник. Рождество вон отметили, китайский отметим, куда еще-то.

– А как же елка, Дед Мороз, мандарины, салют, «Ирония судьбы», сельдь под шубой, наконец?

– Вспомнил. Я под шубой с детства не ела, там же майонез. Все соленое, жирное, губы потом лиловые… Эх. Вкусно же как… Как детство.

Гоша засмеялся. Маша грустно сказала:

– Гад ты, дед. Правильно майонез запретили. И Деда Мороза вашего…

– Тоже запретили? – не поверил Гоша.

– Не, сам вымер. Мэй про него и не знает.

– Санта-Клауса знает поди, – сказал Гоша неодобрительно.

– А вот не уверена. Тамильского разве что. Да она и большая уже, в Деда Мороза-то верить.

– Ты в ее возрасте, насколько я помню, верила вполне.

– Так у меня такой Дед Мороз был, поди ему не поверь. А медведь тот, помнишь? Как ты его в дверь только протащил?

– Ты как узнала, что это я?! – воскликнул Гоша в ужасе.

Маша засмеялась:

– Ты лучший. Спасибо тебе, дед.

– Да я и сейчас ничего. Ладно, Машенька, молодец, что звякнула. Про под шубой подумай, майонезика подброшу, если надо. Все, целую, твоим привет.

Он двинул пальцем, и Маша стерлась вместе с кулачком, которым успела погрозить.

Пес валялся, умильно разглядывая Гошу.

– Новую оболочку куплю, – пообещал Гоша. – Тебя на свалку, возьму нормальный вариант, человеческий.

– Я даже знаю, с какими функциями, – голосом Пса сказала Снегурочка от двери. Она убрала с глаз шелковистую челку, приблизилась с роскошной медлительностью, невесомо села на подлокотник и принялась расстегивать синий полушубок.

– Тьфу на тебя, дурак старый, – сказал Гоша.

Пес хмыкнул. Снегурочка исчезла.

– Звезда-то готова?

Пес двинул к Гоше лапой рубиновую звезду.

– Не пихай, вешай давай. Новый год должен быть по всем правилам. «Ирония судьбы», селедка под шубой, мандарины, елка и звезда сверху.

Гоша понаблюдал за тем, как ловко манипулятор подхватывает звезду и насаживает ее на верхушку ели, и медленно добавил:

– И Дед Мороз. Со Снегурочкой.

– То есть Снегурочку прямо сейчас делаю? – уточнил Пес.

– Не сейчас, – так же медленно сказал Гоша. – Сперва майонез сбей, я ж обещал. Потом грузи елку в планер. Он на ходу, бак полный? Отлично. А вот долетим – и тогда уже с тебя Снегурочка. Бороду и шубу мне по пути соорудишь.

– Из селедки?

– Уж как знаешь. Лишь бы синяя и со звездами.