В этих условиях вновь оживилась промосковская партия в Великом княжестве Литовском. Грамота Яна Глебовича от 24 июля 1574 года фактически содержала приглашение Ивану IV на престол Речи Посполитой, но с совершенно определенными требованиями, чтобы он был подлинно христианским государем и избавил бы народ от «бусурманской руки». Ни то ни другое не противоречило пониманию верховной власти Иваном Грозным. Единственное, что нуждалось в урегулировании, — это вопрос, что будет прежде в титуле: король польский или царь российский?

В качестве приложения к грамоте Ян Глебович поместил текст присяги короля Генриха от 21 февраля 1574 года с намеком, что царю Ивану было бы неплохо выполнять эти же условия. Эмоции Грозного при прочтении обязательств монарха перед подданными нетрудно представить. Конечно, ни о какой элекции на таких условиях не могло быть и речи.

Что из этого манифеста вольностей литовских панов уловил и усвоил Иван IV? Царь прочел послание Глебовича через призму собственных воззрений на сущность монаршей власти. Он одобрил стремление панов обрести себе господина и благосклонно воспринял приглашение на польский престол, однако в первую очередь был озабочен соблюдением посольского ритуала, чтобы паны Великого княжества Литовского непременно первыми прислали больших послов с официальным челобитьем: приходи и владей нами.

Позиция Ивана IV, возможно, была вызвана недоверием к литовским панам, которые уже звали его на престол во время первого бескоролевья, а затем выбрали Генриха. Царь требовал узнать, Генрих остался королем или же сложил с себя польскую корону. Глебовичу и его сторонникам обещалось великое жалование в случае победы Ивана IV.

В целом тон царского послания укоризненно-выжидательный. Грозный действовал осторожно и ни одним словом не откликнулся на требования, каким должен быть монарх. Ивана IV интересовали практические вопросы и политический ритуал. Он не видел необходимости в дискуссии о прерогативах королевской власти, поскольку на сей счет имел свое твердое мнение, которое не собирался пересматривать.

Отсутствие у Ивана IV внятной «программы» побуждало его сторонников-шляхтичей придумать ее. В 1575 году некий дворянин Петр Граевский на Стенжицком съезде знати заявил, что его брат Криштоф был в Москве по торговым делам, там встретился с русским царем, и тот ему передал послание к панам, в котором изложил условия, на которых он претендует на престол. Они звучали вполне понятно и соответствовали политической культуре Речи Посполитой:

— «народ свой русский с вашими людьми объединять, сравнять в чести и благородстве, сделать одним народом и оставить жить в мире для общего добра и славы»;

— объединение государств должно быть по образцу польско-литовских уний;

— для их управления избирается единый монарх из династии Рюриковичей;

— объединенные державы имеют единые вооруженные силы;

— при государе существует единый совет знати;

— устройство новой державы — федеративное: и Польша, и Литва, и Московия сохраняют свою структуру внутренних должностей, свои государственные печати, свои границы, свое законодательство;

— все права и привилегии аристократии и католической церкви, как данные при прежних королях, так и учрежденные шляхтой в последнее время, безоговорочно сохраняются и еще будут приумножены царскими «пожалованиями»;

— царь признает ограничения власти польских монархов панами Рады, и только просит дать ему право награждать пожалованиями отличившихся подданных;

— коронация католическим митрополитом для царя неприемлема, но он готов уступить, «если мне убедительно докажут и объяснят, что это может быть без греха против совести». Тогда «и сам с сыновьями к этой вере пристану и иных много с собою приведу»;

— область Киева переходит в подчинение Московии, а новый титул государя пишется, начиная с Киева («король киевский, московский» и т. д.). В раде иерархия панов выстраивается следующим образом: воевода киевский на первом месте, затем краковский, виленский, троцкий и т. д. Воеводы российских городов как члены этой иерархии не рассматриваются;

— умершие представители династии правителей нового государства будут погребаться в Москве, в родовой усыпальнице Рюриковичей.

Отражали ли хоть в какой-то степени эти пункты (получившие название «артикулы Граевского») настоящую позицию Ивана Грозного? Они практически ни в чем не совпадают с известными нам русскими источниками. Сомнительна и история их происхождения: царь, с его-то величием и самомнением, доверил столь серьезный документ заезжему «мужику торговому», пусть и шляхтичу, чтобы он его донес до панов Речи Посполитой? Иван IV никогда так не делал, это не в его стиле. Остается предположить, что перед нами — апокриф, сочиненный кем-то из сторонников русской кандидатуры в Великом княжестве Литовском.

Русский гонец Федор Елчанинов вел 15 июня 1575 года переговоры в Берестье с жемоитским старостой О. Воловичем. Обсуждались кандидатуры на престол Ивана IV и «цесарского сына» Эрнеста и была предложена избирательная кампания для царя. Он должен был выслать пять грамот: к воеводе виленскому, старосте жемоитскому, пану троцкому, маршалку Радзивиллову и «ко всему рыцарству». Образцы этих грамот, составленные гнезнинским архиепископом Якубом Уханьским, были переданы Елчанинову. В них провозглашалось, что новый король будет покровителем народа «сарматского или словенского», защитит христианство от ислама, возвысит правильную веру, преодолев наметившийся «христианский великий упадок». Царь должен был обратиться со специальными декларациями к духовенству и «рыцарству», обещать им «великое жалование», а также гарантировать, что будет «рядить и судить с ними о всех делах». Иван Васильевич обязан заявить, что рад иметь многих панов «в товарищех», поскольку они «люди мудрые».

Появление подобных проектов — и «артикулов Граевского», и «писем Уханьского» — свидетельствует о том, что российская сторона и сторонники кандидатуры Ивана Грозного в Великом княжестве Литовском находились в совершенном диссонансе. Они абсолютно по-разному представляли себе, что надо делать, говорить и чего ожидать друг от друга. Русская дипломатия действовала нерешительно и мелкомасштабно. Вместо «великих послов» в Вильно один за другим отправлялись мелкие послы. Они разведывали обстановку, звали «больших послов» и возвращались с новыми грамотами и проектами, которые в Москве не могли понять.

Нельзя сказать, что царь Иван оказался совсем глухим к призывам обозначить свою позицию относительно полномочий монарха. Но паны ждали от него одного, а он им писал про другое. Например, с гонцом Лукой Новосильцевым Иван Грозный отправил послания, которые были ответом на предложения Уханьского. Царь четко изложил свою позицию: государь правит, жалует подданных за верную службу и карает за нерадивую, а те честно и благодарно служат. При такой системе происходит «прибыток всему христианству». Вы приглашаете меня на престол? — пишет Иван. — Это означает, что вы «захотели нам послужить». Принимая шляхту на службу, царь Иван дарует ей привилегию служить государю. А вот желанных гарантий прав и привилегий государь шляхте так и не дал. Иван Грозный подтвердил только свое принципиальное невмешательство в религиозный вопрос и в деятельность духовенства Речи Посполитой.