охотится, из Валахии пришел, звать Мирча – у нас с ним свои счеты.

– Не шутишь?

– Такими вещами не шутят. Не веришь мне, вон у Вани спроси – он болгарского языка не знает, и о чем мы тут толкуем, не понимает.

– И спрошу! А ты не вмешивайся!

– Спроси, спроси.

Ваня, устав слушать речи на непонятном языке, сидел в сторонке на поваленном дереве и строгал какую-то веточку. Сути наших переговоров он решительно не понимал. Иван был прост, как правда, и прям, как штык. Поймал убийцу? Так чего с ним сусолить? Хватай и вешай на березе! Не нравится решение? Вешай на сосне! Сосны близко нет? Волоки к дубу! А разговаривать нечего.

Доблестин подошел к Ване и спросил:

– Иван, а твой болярин давно оружие собирает?

Ваня от удивления аж рот открыл.

– Какое такое оружие?

– Мечи, сабли, кинжалы. Всякое старинное, необычное, редкое.

– А на что ему все это?

– Да всякие есть любители…

– Не, он не из таких.

– А ты его давно знаешь?

– Почитай с лета. Мы с ним друзья, с самого Новгорода сюда пришли.

– А ты у него дома бывал когда-нибудь?

– Последнее время я там жил. Он такой славный дом отгрохал, аж завидки берут!

– И по стенам ничего не развешано?

– Это нет. А вот кровати он поставил широкие, лежи – не хочу! – добрая улыбка озарила Ванино лицо. – Только мастер не лежит никогда, вечно по делам крутится.

– Вы бились вместе с ним хоть с кем-то?

– Еще как! Вдвоем сильного черного волхва Невзора в бою одолели.

– Магией взяли?

– Какие с нас маги! Мастер только когда лечит чуть-чуть колдовства применяет, очень слаб по этой части, больше умом берет, а я вообще простой человек. Руками убили, выстрелом из арбалета.

– А что ты про вампиров знаешь?

Иван посуровел.

– Это вурдалаки которые?

– Они.

– Да всю жизнь ничего и не знал. Думал просто так болтает народ, деток пугает. А тут вдруг навязался этот аспид на нашу голову! Я сегодня и поехал с мастером вместе для защиты – вдруг навалится на друга этот Мирча, в две сабли может и отмашемся.

– А если нет?

– Значит рядом ляжем. Я друга в беде не брошу!

Доблестин удовлетворился этими ответами и вернулся к нам. Отвел меня в сторонку.

– Теперь вижу – не обманываешь ты меня. Бери! Бейся! Отомсти за моего отца! Он всю жизнь из-за этих кровососов из села высунуться боялся, а так путешествовать любил! Сильно без этого тосковал. Ваня говорит, что ты тоже из добрых кудесников, найдешь клинку после того, как убьешь вампира и другое применение. Любую нечисть кинжал тоже должен хорошо убивать. А то чего такое полезное для людей оружие будет у меня в сундуке без дела пылиться. Кстати: только этим заговоренным лезвием можно любой силы колдуна убить, невзирая на его магическую защиту.

– Да мощный колдун тебя так скует, что ни рукой, ни ногой двинуть нельзя, – вспомнил я нашу схватку с Невзором.

– Когда у хозяина в руках этот кинжал, никакие чары на него не действуют.

– Сколько денег возьмешь?

– Да ничего я с тебя не возьму, это мой тебе подарок. Отец Аль-Тан хотел мне оставить, да только нет в наших краях вампиров, не развелись почему-то. Чтобы кинжал тебя хозяином признал, скажи заветное слово – Шаха. Иначе в его ударе особой силы не будет, вампир может и выжить.

– А когда говорить? В момент удара?

– Ты просто можешь не успеть. Там не до разговоров будет. Поэтому заветное слово лучше сказать, когда Аль-Тан первый раз в руки берешь.

– А как понять, признал он меня или нет? Может я, по его понятиям, не такой, как надо?

– Отец сказал, что сам увидишь. А что увидишь, не знаю.

Богуслав мне про заветное слово ничего не говорил, не знал? Тогда откуда же Абен его узнал? Кинжал-то вроде краденый. Или воры тоже сильные колдуны были? Зачем тогда такую вещь простому человеку сбывать? Что-то не вяжется одно с другим…

– А как твой отец заветное слово узнал?

– Ему продавец сказал.

– А он откуда знал?

– Арабский маг Ваддах сделал три таких кинжала. Два передал для истребления всякой нечисти добрым кудесникам, а третий перед смертью подарил верному слуге Мусе, сказал заветное слово, и велел бежать подальше от Магриба – иначе схватят злые колдуны, клинок отнимут, и будут долго пытать, желая выяснить – не знает ли он, кроме заветного слова, еще каких-нибудь тайн. Продавец был внуком того Мусы, ничего кроме слова не знал, и бояться ему было особенно нечего. Хозяином кинжала он не становился, просто хранил, как дорогую вещь. Понадобились деньги – продал.

– А где отец купил кинжал?

– В Хорватии, это на западе от нас. И клинком не хвастайся, серебряное лезвие никому не показывай – арабских лазутчиков много по миру бродит, купцами прикидываются. Им за этот кинжал большая награда обещана и за такие деньги они любого убьют. А ножны и рукоятка у клинка обычные.

– А если его украдут?

Доблестин хлопнул себя ладонью по лбу.

– Эх я пустая голова! Совсем забыл! Отец предупреждал: если Аль-Тан украдут, хозяину нужно сказать вслух заветное слово, клинок отзовется, за сотню верст его услышишь и будешь знать, где искать. Другой человек, какой бы он ни был колдун, хоть оборись – это бесполезно.

– Ты сейчас не хозяин Аль-Тана?

– Нет, пока не решился.

– Кинжал двоих-троих хозяев может иметь?

– Только одного. Отец пробыл хозяином Аль-Тана тридцать лет и ничего, кроме змей не боялся. И если бы не клятва, которую он дал моей матери, путешествовал бы всю свою жизнь, и профессию воина на дело лавочника нипочем бы не сменил.

– А что за клятва?

– Когда я родился, мать вынудила его дать клятву на крови, что пока мне не исполнится шестнадцать лет, отец из села выезжать не будет. Она ужасно боялась вампиров, и страшилась, что я останусь один в детстве.

У меня что-то не складывалась в голове картинка. Деду Банчо лет семьдесят, не меньше, и я считал, что его другу Абену должно быть около того. А Доблестин толкует, что отец воевал бы до сих пор, да еще и путешествовал бы впридачу! Что-то такие старики обычно дома сидят, а не бьются где-то на выселках. Как-то не увязывается…

– А сколько же лет твоему отцу сейчас?

– Пятьдесят девять годков месяц назад исполнилось. Еще в полной силе был – на спор подковы гнул, и сроду ничем не болел.

Вот черт, Абен же был Богуславу ровесник!