"Вечно Иван набирает в охрану каких-то неотесанных мужланов", — подумала Ольга Николаевна. Раздражение начинало набирать обороты и витать в воздухе. Пришлось набрать полную грудь воздуха, задержать дыхание. Через минуту, успокоившись, она набрала по памяти другой номер. Разговор занял не больше пяти минут.

— Да, все узнаю и сразу же перезвоню, не беспокойся, Оля. — Шурочку Ильченкову, с которой не один год они вместе проработали в проектном институте и сидели бок о бок, в свое время удалось пристроить в домработницы к Ивану. Очень удачно. Теперь оставалось только сидеть и ждать звонка. Хотя странно, что Иван насильно дал домработнице выходной среди недели. Но кто его разберет, ее шалопутного сына?

Утром Иван проснулся от Мишкиного крика. Требовательного и громкого, переходящего в рев. Он подскочил, посмотрел на часы, показывающие половину девятого, и потащился на кухню. Там, во владениях Александры Васильевны, которые она ревностно оберегала от всех Ивановых подруг, царствовала Лилька. В коротком то ли платье, то ли халате с множеством пуговичек и пояском. Она жарила блины, лихо переворачивая их сразу на двух сковородках, откидывая готовые на большую тарелку. Около тарелки крутились галки. Одна большая, по имени Света, быстренько подхватывала блинчик, только — только положенный Лилей, макала в сметанную горку, выложенную на другой тарелке, и за два приема отправляла блинчик в рот. Галка поменьше, то есть галчонок, сидел в детском стульчике и тянул пятерней первый попавшийся под руку блин, сильно возмущаясь, когда Лиля или Света хотели ему помочь. Боялся, что отберут. Черные, как вишни, глаза были полны слез.

— Ну, чего пристаете к парню? — усмехнулся Иван, заходя на кухню.

— Доброе утро, — сказала Лиля. — Давай умывайся и садись завтракать, а то тебе ничего не достанется.

— Я сейчас, ты мне оставь парочку, а, Лиль? — попросил Иван и пошел в ванную.

Он мог бы отказаться и дождаться прихода Александры Васильевны. И поесть более традиционный завтрак — яичницу, например. Но ему не хотелось думать про обиды фрекен Бок. Лилька вторглась на чужую территорию, а он ее не предупредил. Но что такое обиды Александры, по сравнению с тем, что Лилька жарит блинчики на его кухне. И пусть делает, что хочет, лишь бы была рядом.

Блины таяли во рту. И Иван съел их без счету. Мишка возил своим блинчиком по тарелке, потом около рта и никак не давал Лиле себя покормить. Баловался и смотрел на взрослых лукавыми глазами. Лиля пыталась вытирать за маленьким дебоширом. И Иван видел, что ей было неудобно.

— Оставь, — сказал он ей и потянул за руку. — Ешь спокойно, потом уберем.

Она послушно села рядом, налила себе чаю. Мишка начал елозить по столу около тарелки, держа пятерней несчастный блинчик.

— Я так больше не могу, — возмутилась Лиля и подскочила к сыну.

— Подожди, — улыбнулся Иван. Он протянул свой блинчик малышу:

— А у меня вкуснее.

Ребенок оставил свои занятия и потянулся к Ивану, который быстро обмакнул кусочек обжаренного теста в сметану и протянул мальчику. Мишка потребовал блинчик в личное пользование.

— Нет, это мой, — сказал Иван с детской интонацией. — Ты можешь откусить.

Мишка куснул, потом еще и еще. Потом запил соком из Ивановой кружки.

В этот момент раскрылась входная дверь, и в дом вошла женщина лет пятидесяти, маленькая и пухленькая. Иван, увидев ее, поздоровался издалека. Она зашла на кухню, не скрывая удивления и неудовольствия. Что это за люди пожаловали на ее территорию? Она увидела сметану, размазанную по столу, увидела следы Лилькиной стряпни — две грязные сковородки, тотчас не помытые. Но самое главное, она увидела из-за широкой Ивановой спины ребенка, которого кормил лично Иван Григорьевич Бессараб.

И если б ей, Александре Васильевне, кто-нибудь рассказал об этом, она ни за чтобы не поверила. Напротив Ивана сидела совершенно незнакомая женщина в халате и пила чай.

Сухо поздоровавшись, Александра Васильевна двинулась к мойке и принялась мыть сваленную горой посуду. Иван даже не подумал представить ее гостям, объяснить ее полномочия. Он продолжал кормить ребенка, заботливо поддерживая около маленького рта свою любимую чашку. Из которой запрещалось пить не только его подругам, но и матери.

Иван хотел было представить Лилю. Но запнулся, подумав, и решил этого не делать. Александра раздражала его своими поджатыми губами и недовольным видом. Сейчас за ним закроется дверь, и она устроит Лиле разборки в Бронксе. А ему этого не хотелось, как и не хотелось приседать в реверансах перед Александрой. Идея, только что пришедшая в голову, порадовала и развеселила.

— Тебе сколько времени надо, чтобы собраться? — спросил он Лильку. Так спрашивает муж, готовый какое-то время подождать любимую жену, если, конечно, недолго.

— Полчаса, — ответила она, даже не подумав. Всегда при любых обстоятельствах ей требовалось всего полчаса. И она не понимала, как другим требуется гораздо больше времени.

— Поедем в офис, нужно до конца решить вопрос с этой сладкозвучной сиреной, — пояснил Иван, глядя в ее удивленные глаза.

— Может, после обеда? Мишку уложу, и поедем. Он сейчас изорется. Света с ним не справится, — попыталась воспротивиться Лиля.

— Не изорется, тут еще Александра Васильевна, она умеет управляться с детьми. А Свету можем взять с собой. Посидит в Интернете, пока мы будем разговаривать. И потом, Лиля, вопрос серьезный, и я хотел бы решить его побыстрее. А сегодня суббота, во второй половине дня фиг кого соберешь. Давай собирайся, время пошло.

Он пошел в кабинет звонить Стасу. Потом примчался оттуда с трубкой.

— На, тебя Юля. Только быстро, прошу тебя. Совещание назначено через час, — предупредил он.

Александра Васильевна наблюдала, как гостья, прижав трубку между плечом и ухом, односложно отвечает на вопросы Юли Говоровой и одновременно вытирает лицо сына салфеткой. Односложные ответы кончились, она рассмеялась и заговорила на незнакомом языке, похожем на немецкий. Потом расхохоталась и повесила трубку. В дверях кухни показалась высокая девочка-подросток, отдаленно кого-то напоминающая Александре Васильевне.

— Опять ругалась, фру? — спросила она весело. — И как не стыдно. Радуешься, что хоть кто-то тебя понимает.

— С нами поедешь? — спросила Лиля.

— С вами? — подколола Света. — Нет, не поеду. Лучше с Мишкой посижу.

— Управишься?

— Конечно, — хмыкнула дочь. — Если что, позвоню тебе на сотовый.

— Если что, позвонишь мне, — сказал Иван, тихо материализовавшийся из своей спальни. Он был в бледно-голубых джинсах и черной майке, выбрит и причесан. Аромат хорошего одеколона быстро распространился по дому.

— "Фаренгейт", — потянула носом Света. Его дочь была еще та штучка. С норовом и апломбом.

— Ага, — добродушно заметил Иван. — Лиля. Ну ты скоро? Сейчас опоздаем.