Под его пристальным взглядом девушка опустила глаза. Конечно, она видела Уилла, вернее, ту шатающуюся безликую тень, в которую он превратился. Несколько дней назад он работал совсем рядом с кухней, и она вынесла ему еды. Он вырвал хлеб из ее рук и сожрал, словно дикий зверь. Но когда она заговорила, он уставился на нее, не произнося ни слова в ответ.

За две короткие недели он уже забыл Ивэнлин, Холта и маленький домик у леса за замком Редмонт. Он не помнил даже о событиях на Равнине Утала, когда армия Дункана сразилась с безжалостными войсками уорголов, наемниками Моргарата, и одержала победу.

И это, да и все остальное, что случилось с ним за его недолгую жизнь, было так далеко, словно произошло с кем-то другим на обратной стороне Луны. Сегодня же его жизнь, все его существование сосредоточились на одной-единственной мысли: когда ему опять дадут тепло-травы?

Одна из рабынь постарше стала свидетельницей их встречи, и когда Ивэнлин вернулась на кухню, мягко посоветовала ей забыть друга, так как трава уже завладела им и он все равно что мертв.

– Я видела его, – негромко сказала Ивэнлин Эраку.

– Я тут ни при чем, – со злобой ответил он, удивив собеседницу своей пылкостью. – Ни при чем. Поверь, девочка, я ненавижу эту треклятую траву. Видел, что она делает с людьми. Никто не заслуживает такой участи.

Девушка снова встретилась с ним взглядом. Эрак явно был с ней честен и хотел, чтобы она это поняла. Ивэнлин кивнула:

– Я верю вам.

Эрак встал со стула и беспокойно зашагал по маленькой натопленной комнате, словно движение – любое движение – могло погасить ярость, которая переполняла его после встречи с Уиллом.

– Этот мальчик… он же настоящий воин. Ростом не вышел, комар на него наступит и не заметит, но у него сердце настоящего скандианца.

– Он рейнджер, – сказала девушка тихо, и Эрак кивнул:

– Да, так и есть. И он заслуживает лучшего. Чертова трава! Не понимаю, почему Рагнак ее не запретит. – Ему пришлось надолго замолчать, чтобы взять себя в руки. Потом он повернулся к Ивэнлин и продолжил: – Я хочу, чтобы ты знала: я сделал все, чтобы вы остались вместе. Я и не предполагал, что Борса отошлет его во двор. Он не имеет ни малейшего понятия, как обращаться с достойным человеком. Хотя чего от него ждать, он же сам не воин. Умеет только мешки с зерном считать.

– Понимаю, – осторожно ответила Ивэнлин.

На самом деле она была не уверена, что понимает Эрака, но чувствовала, что от нее ждут какой-нибудь реакции. Ярл пристально смотрел на девушку, точно оценивая. Казалось, он пытается на что-то решиться.

– Никто не выживает во дворе, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Ивэнлин. Когда он произнес эти слова, словно холодная рука сжала сердце девушки. – Поэтому, – продолжил он, – нам придется что-нибудь придумать.

В душе Ивэнлин возродилась надежда.

– Что вы задумали? – тихо спросила она, вдруг испугавшись, что неверно истолковала его слова.

– Ты сбежишь, – произнес он. – И возьмешь Уилла с собой. Я помогу вам.

Двое путников провели бессонную ночь, по очереди неся стражу. Они опасались, что в ночной тьме Депарнье прокрадется к ним в комнату. Как оказалось, их страхи были безосновательны. Депарнье той ночью так и не объявился.

На следующее утро, когда они седлали коней в конюшне за трактиром, хозяин заведения подошел к Холту и заговорил с беспокойством в голосе:

– Не смогу сказать, сэр, что ваш отъезд огорчает меня… – Он как будто извинялся за свои слова.

Холт похлопал его по плечу, показывая, что не держит обиды:

– Я понимаю ваше положение, друг мой. Похоже, у местного горе-властителя нам теплых чувств вызвать не удалось.

Перед тем как согласиться, трактирщик беспокойно огляделся по сторонам, словно опасаясь, что за ними наблюдают и позже донесут его крамольные слова Депарнье. Холт подумал, что такое здесь, видимо, происходит нередко. Он почувствовал жалость к человеку, который вчера в баре рассмеялся на глазах у черного рыцаря.

– Он очень, очень плохой человек, сэр, это правда, – признал хозяин гостиницы полушепотом. – Но что мы, простые люди, можем с ним сделать? У него за спиной целый отряд воинов, а мы кто? Мы торговцы, а не солдаты.

– Жаль, что я не смогу вам помочь, – вздохнул Холт. – Но нам правда надо ехать. – Он помолчал и безмятежно добавил: – Кстати, а паром в Ле-Сурж ходит каждый день?

Ле-Сурж – так назывался город, лежащий километрах в двадцати на запад. Холт с Хорасом направлялись на север. Но рейнджер был уверен в том, что Депарнье обязательно вернется, чтобы расспросить, куда они ушли. Конечно, он не рассчитывал, что трактирщик сохранит его вопрос в тайне, и даже не винил его за это. Тот утвердительно закивал головой:

– Да, сэр, в это время года паром еще ходит. В следующем месяце, когда река замерзнет, путникам придется пользоваться мостом при Кольпенньер.

Холт вскочил в седло. Хорас уже был верхом; в руках он держал вожжи от целой вереницы трофейных лошадей. После событий прошлым вечером рейнджер счел за лучшее побыстрее убраться из города.

– Ну что ж, поскакали к парому, – громко сказал Холт. – Через несколько километров к северу дорога расходится надвое, так?

И снова трактирщик кивнул:

– Да, сэр, все верно. Это первый большой перекресток, который встретится вам на пути. Езжайте направо – и окажетесь прямиком у парома.

Холт поднял руку в благодарственно-прощальном жесте, а потом, пришпорив Абеляра, первым выехал со двора.

В тот день рейнджеры неслись как ветер. Достигнув перекрестка, они не повернули направо, а поехали дальше прямо на север. Никаких признаков погони путники не заметили, однако в холмах и лесах по сторонам дороги могла – при необходимости – укрыться целая армия. Холт не был до конца уверен, что Депарнье, так хорошо знавший окрестности, не едет какой-нибудь параллельной тропой – может, обходя их с флангов, – чтобы организовать засаду.

Рейнджеры были даже несколько разочарованы, когда в середине дня им пришлось остановиться у очередного моста, где их поджидал очередной рыцарь. Он, разумеется, преграждал им путь и предлагал либо заплатить дань, либо вызвать его на бой.

Рыцарь, верхом на костлявом гнедом скакуне, которого надо было отправить на покой еще три года назад, был не чета воителю, встреченному ими накануне вечером. Его сюрко поизносилось и было заляпано грязью. Когда-то оно, возможно, было желтым, но теперь выцвело и приобрело грязно-белесый оттенок. Доспехи были залатаны в нескольких местах, а древко копья совсем недавно зеленело в какой-нибудь рощице: это было молодое деревце, обработанное весьма грубо и вдобавок не отличавшееся ровностью ствола – одна треть его была сильно изогнута. На щите красовалось изображение кабаньей головы – самое подходящее для столь неказистой, в оборванной одежде лич ности.