Пост этого парня озаглавлен «На грани самоубийства» и представляет собой сбивчивый и невнятный рассказ о том, как его отношения с этой девушкой то возникали, то прекращались в течение многих лет, меняя свой статус со свободных на постоянные, с постоянных на свободные, с серьезных на несерьезные и наоборот. Иначе говоря, сама способность сосредоточиться на структуре отношений оказывается здесь поставленной под угрозу сексуальным многообразием и открытостью. Отношения здесь не следуют четкому культурному сценарию, они кажутся бесцельными. Примечательно, что, по словам Венна, его подруга ушла от него именно потому, что ее новый бойфренд смог обеспечить ей четкие рамки.

В то время как сексуальная эксклюзивность остается для большинства гетеросексуалов признаком серьезных отношений, доступные технологии значительно затрудняют соблюдение сценария сексуальной эксклюзивности и понимание правил его применения. Вот что рассказал тридцатилетний француз Робер, одинокий и независимый музыкант:

РОБЕР: Я всегда имею дело сразу с несколькими дамами [sur plusieurs coups a la fois]. С большинством из них все равно ничего не получается, так что вполне можно не ждать и закрутить новый роман. У меня всегда есть по крайней мере три или четыре дамы, с которыми я встречаюсь одновременно.

КОРР.: А они знают?

РОБЕР: Конечно нет. Зачем им? Это моя жизнь. Я не знаю, чем они занимаются, когда не со мной. Я их не спрашиваю и жду того же в ответ.

Здесь сексуальная множественность воспринимается как нечто само собой разумеющееся, поскольку она рассматривается как прерогатива личной жизни человека и так как с большинством отношений «все равно ничего не получается». Случайный секс, таким образом, создает неопределенность не только в отношении рамок и цели взаимодействия, но и в отношении его границ (как и где заканчиваются одни сексуальные и эмоциональные отношения и начинаются другие).

Сексуальность как источник уверенности

Как это ни парадоксально, автономизация тела означает, что чувственный опыт является источником уверенности (человек знает, что такое сексуальное тело или опыт) и что эмоции, связанные с таким опытом, либо становятся неопределенными, либо должны соответствовать чувственному опыту. Поскольку сексуализация сосредотачивает личность на теле, определяя его как биологическую сущность и физиологический источник удовольствия, эмоции теряют свою значимость для вступления в отношения. Отныне тело становится единственным или, по крайней мере, более надежным источником знания. Лена, пятидесятилетняя феминистка-лесбиянка и художница из Израиля признается:

ЛЕНА: После знакомства с какой-нибудь женщиной, если она мне нравится, я должна лечь с ней в постель. Это первое, что я делаю, а не рестораны, приглашения выпить и всякая киношная чушь. Я не задаюсь вопросом, хочу ли я иметь с ней отношения до тех пор, пока мы не переспим. Мне необходимо сначала переспать с женщиной, чтобы понять, хочу ли я отношений вообще. Без секса это невозможно.

Этому вторит Авива, тридцатичетырехлетняя гетеросексуальная женщина-врач из Израиля:

АВИВА: Первое испытание, которое должен пройти мужчина, — это испытание в постели. Я хочу знать, совместимы ли мы сексуально, знает ли он, как прикасаться ко мне. Если да, то мы можем попробовать вступить в отношения, если нет, то незачем и продолжать.

КОРР.: Вы не будете продолжать отношения, даже если, скажем, все остальное вас устраивает?

АВИВА: Совершенно верно. Я не буду этого делать. Сексуальная жизнь слишком важна.

Эти цитаты указывают на совершенно новый способ сближения и познания других людей, где сексуальность играет роль эпистемологии, способа узнать человека и установить истинное значение отношений с ним. В этом смысле мы можем сказать, что сексуализация отношений влечет за собой парадокс: тело и сексуальность становятся источником уверенности (благодаря чему мы узнаем глубинную сущность нашего потенциального или реального партнера), но общая структура отношений является неопределенной. Неопределенность касается не только рамок, целей и границ взаимодействия, но и той роли, которую сексуальная привлекательность и сексуальность должны играть в сближении с другим человеком. Поскольку тело и сексуальность стали хранилищами новой реляционной эпистемологии, они воспринимаются как подлинная сущность отношений, однако они неспособны самостоятельно генерировать эмоциональные стратегии действия.

Если ухаживание в прошлом начиналось с эмоций и заканчивалось сексом, который мог вызвать чувство вины и тревоги, то современные отношения начинаются с (приятного) секса и должны бороться с тревожной задачей формирования эмоций. Тело стало местом выражения эмоций (как говорится, «хороший секс — значит хорошие отношения»), а эмоции становятся излишними для сексуальных взаимодействий.

Неопределенность и негативная социальность

Я называю эти отношения «негативными». Я использую термин «негативный» не в том смысле, который он имеет в обычной речи («разрушительный», «пагубный»), и не в том значении, которое он имеет в философской традиции. По мнению Теодора У. Адорно, негативное мышление было особенностью неидентичного мышления, того типа мышления, которое могло бы помочь нам понять конкретное и не стать жертвой абстрактной и инструментальной рациональности251. Мое употребление слова «негативный» также сильно отличается от того, которое было популяризировано Александром Кожевым в его интерпретации «Феноменологии духа» Гегеля252. Комментируя Гегеля, Кожев утверждал:

Для того чтобы самосознание, а следовательно, и философия существовали, в человеке должно быть не только положительное, пассивное созерцание, которое только познает бытие, но и негативное желание, а следовательно, действие, преобразующее данное бытие. Человеческое «я» должно быть «я» желания, то есть «я» активным, отрицающим «я», «я», которое преобразует существующее бытие и создает новое бытие, разрушая исходное. Итак, что такое «я» желания — «я» голодного человека, например, — как не пустота, одержимая жаждой насыщения, пустота, которая хочет насытиться тем, что наполнено, насытиться, опустошая эту наполненность, поставить себя — как только она насытится — на место этой наполненности, чтобы занять своей полнотой пустоту, вызванную поглощением наполненности, которая не была ее собственной?253

Это значение негативности — самосознание как пустота, стремящаяся к наполненности, — было в дальнейшем популяризировано Жаком Лаканом для целого направление научной мысли и практически определило характер самого желания254. Это признак субъективности, которая ищет признания со стороны другого, ищет желания другого и все же никогда не сможет удовлетвориться полученным признанием или вызванным желанием. Человек вдруг осознает, что жаждет получить объект, которым он никогда не сможет завладеть и впоследствии обладать, иначе он обязательно столкнется с вакуумом и пустотой, которые повлекло бы за собой присвоение такого объекта. Такая негативность — это позитивное движение самосознания, в том смысле, что оно разворачивается через проекцию себя на желание другого, которого оно хочет поглотить