– Ты решила играть с нами? Так вот знай, если ты через час нам ничего не скажешь, то твой обезображенный труп найдут в канализации или вообще не найдут.

Но меня это совершенно не пугало.

– Так зачем ты приходила к Матео? Повторяю свой вопрос. – Это снова заговорил главный.

– Я вам ничего не скажу.

– А-а-а-а, заговорила, детка. Так-то лучше. Надеюсь, скоро ты изменишь свое мнение на этот счет, – это говорил второй мужчина, лет примерно пятидесяти, ну или, может быть, сорока пяти, на голове у него был седой ежик.

Меня ударили в солнечное сплетение, и я согнулась пополам. От невыносимой боли на глазах выступили слезы. Я вскрикнула.

– Пожалей свою хорошенькую мордашку. А то изуродуем так, что жить не захочется. Подумай над нашими словами и не упрямься.

…Я твердо решила молчать. Они день ото дня становились все злее и злее. Из равновесия не выходил только главный. Я узнала, что его зовут Паша. Он лишь наблюдал со стороны и почти ничего не говорил. Они никак не могли понять, почему я так сильно упорствую. Еда была отвратительная, почти помои, в туалет я ходила в той же комнате, поэтому уже через пару дней там стояла невыносимая вонь. Наручниками меня больше не приковывали. Мне было бы страшно посмотреть на себя в зеркало. Я была уверена, что просто себя не узнаю. Я не ела последние четыре дня своего пребывания там вообще ничего, у меня скручивало кишки, и рвало, рвало водой. Это было самым страшным моим физическим мучением. Такого я себе даже в кошмарах представить не могла. Теперь Паша даже не появлялся у меня. Видимо, он совсем потерял надежду на то, что я что-то скажу, или просто устал каждый день приезжать сюда. Я не знала наверняка. Однажды вечером я снова услышала их разговор в соседней комнате.

– Давай трахнем ее, мы ничего от этого не теряем, она все равно молчит.

– Нет, он нас убьет. Может, она ему еще понадобится. Он говорил, что она ценный экземпляр, ее нельзя пока трогать.

– Что же в ней такого необычного? – не понимал Борис.

– Да я что, знаю, что ли? Сказали не трогать, значит, не трогать. Приказ есть приказ. Я не хочу поплатиться своей головой за его неисполнение.

– Ладно, поступай как хочешь, но знай, она нам принесет еще немало бед.

«Уж не сомневайтесь», – думала я про себя, как вдруг дверь резко распахнулась, на пороге стоял Паша.

– У тебя последний шанс ответить нам на наш вопрос. – Я молча посмотрела на него. – Ладно, я все понял. Борис, Сергей, можете трахнуть ее, если вам уж так хочется заниматься с этой уродиной чем-то вроде секса.

– Да мы только рады, босс, – проворчал Борис. Паша вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице. В комнату вошли Борис и Сергей, но вдруг их позвал главный. Они оставили дверь открытой, и у меня возникла бредовая, но единственная идея. Я, собрав все свои силы, а точнее, их остатки, кинулась к двери, но едва я успела выйти за порог, как меня схватил Сергей и за волосы потащил обратно в комнату. Боли я почти не ощутила, все чувства давно притупились. Я лишь могла представлять, как это невыносимо. Он бросил меня на пол и остановился рядом, зло смотря на меня. Через несколько секунд вошел Борис. Они снова приковали меня наручниками к трубе, грубо разорвали одежду. Я отчаянно кричала, но вскоре мне заткнули рот кляпом, я пыталась дергать ногами, но их схватил Борис и крепко сжал. Один раз мне все же удалось врезать ему со всего размаху по лицу, когда он ослабил хватку, но за это я получила пощечину. Наверное, в этот момент я была больше похожа на зверя, чем на человека. Я выла, изворачивалась, мне было больно и противно. Я думала, что самое ужасное уже позади, но не знала, что мне еще предстоит такое моральное испытание. Когда все кончилось, я была без сил и сразу вырубилась. Несколько раз я просыпалась в слезах и истерике, в комнате никого не было, но у меня даже не хватало сил, чтобы просто сесть, и я снова проваливалась в тревожный сон.

Я не знаю, сколько пролежала в забытье. Я проснулась, когда на улице был день. Рядом лежала одежда, но не моя. Я взяла ее в руки, вроде чистая. Я надела ее. Каждое мое движение отзывалось ноющей болью. Дверь была открыта, и тут я заметила, что лежу в другом помещении, на матрасе. Это было что-то вроде квартиры, не очень большой квартиры. Очевидно, меня сюда перевезли. Я с трудом поднялась с матраса и подошла к окну. Окно выходило на какую-то улицу. Я потихоньку пошла к двери, ноги еле слушались меня, голова болела: в затылке ломило с такой силой, что во рту ощущался привкус тошноты. Господи! Где я? Я шла, держась за стенку. Сделала несколько шагов вперед и едва не упала… Мне хотелось плакать, но я сдерживалась – боялась, что меня услышат преследователи. Я не знала, где они, может быть, рядом и снова кинутся ко мне. Я затаила дыхание. Сейчас меня найдут, и я опять окажусь в их власти… От одной мысли об этом меня затошнило, и я резко мотнула головой, чтобы справиться с подступающей тошнотой. Вдруг от головокружения подалась вперед и чуть не упала, налетев на дверь. Она открылась, и я оказалась в коридоре… Похоже, что все сбежали и никого в квартире не было. На кухне стояло мусорное ведро, наполненное пакетиками из-под чипсов и пустыми банками из-под пива. Бандюки внезапно смотались, оставив меня одну. А если они вышли ненадолго и скоро вернутся? Я замерла, прислушиваясь. Вроде ничего и никого! Тишина в квартире давила – она была какой-то неестественной и пугающей… Я провела рукой по волосам и только сейчас сообразила, что у меня нет ни сумочки, ни денег… В своей стране-то без денег – полный швах, а в чужой тем более…

Похоже, я даже не представляла всей тяжести своего положения. Но рассусоливать было некогда; нужно срочно выбираться из квартиры… Я налила на кухне в стакан воды из-под крана и залпом выпила.

Спустившись по лестнице, я вышла на улицу, щурясь от яркого солнца. Интересно, что подумал Дремин, когда я так и не явилась в кафе? Что я просто сделала от него ноги? А если он с ними заодно? От этих мыслей заломило в затылке. Но сбрасывать со счетов эту версию я не могла. Как ни крути – я не доверяла ему с самого начала, учитывая странные обстоятельства, при которых мы встретились. И если честно, то ему ничего не стоило прийти раньше назначенного времени и убить Матео, а потом выйти на улицу, снова зайти и столкнуться со мной в холле. Я потерла переносицу. Да, я ему не доверяла, но это не мешало мне страстно желать его увидеть… Беда только, что мой сотовый с его номером телефона, и записные книжки, и кошелек с деньгами, и банковская карточка – все осталось в руках бандитов, и теперь я не смогу позвонить Дремину никогда… В эту минуту даже мысль о только что закончившемся ужасе не смогла заслонить моего отчаяния, что у меня ничего не осталось – ни номера телефона, ни адреса. Хотя адрес он мне свой вряд ли бы дал – но телефон… Я застонала, сжав руки в кулаки. Проходивший мимо мальчишка шарахнулся от меня. Я прибавила шаг и позвала его.

– Простите… – начала я по-английски.

Он заржал и показал мне фак.

Я невольно покраснела.

– Ах ты! – и выдала ему ругательства по-итальянски, которым научил нас с Мусей Анжело. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.